черную пыль.
– Смелая союзница, – голос Рафаэля переместился от одного уха к другому. Он обжигал мочку уха и гнал по шее мурашки.
Лепесток уже двигался по плечу, едва задевая легкую ткань бежевой блузки, а затем защекотал открытую шею. Я отклонила голову, и губы Рафаэля коснулись кончика уха.
– Притворная любовь с глазами цвета неба и волосами, как закатное солнце. Болезненное напоминание о том, что я утратил и больше никогда не обрету.
Рука Рафаэля легла на мое горло и мягко сжала его. Будто он боролся с желанием придушить меня – между страстью и ненавистью. Между зависимостью и свободой.
Я закрыла глаза и послушно расслабилась.
– Убей меня, – попросила я. – Убей меня, когда все кончится. Знаю, мы оба этого хотим.
Рука на моей шее чуть расслабилась. Рафаэль прижался лбом к моему виску:
– Ты понятия не имеешь, чего я хочу.
– Но ты же понимаешь, что я все равно стану отступницей. Я уже отступница, и скоро об этом узнают.
– Тебя пощадят как спасительницу Артери.
– А если нет? – Я высвободилась из рук Рафаэля и повернулась к нему. – Смерть лучше усмирения. И я ее заслужила после того, что сделала.
– Я так не считаю. И я не позволю никому причинить тебе вред. Я твой господин. И только я буду решать, как тебя награждать и как наказывать.
Мне стало жарко. Из-под ребер поднялось быстро растекающееся по телу тепло. Чтобы не думать об этом, я обратила все в жестокую шутку:
– Господин забыл, что закон для всех един? Спасительница или обычная слуга – я все еще подчиняюсь королю, кругу луны и его рыцарям. К тому же…
Я замялась, споткнувшись о пугающую мысль. Рафаэль жестко схватил меня за подбородок и приказал:
– Говори.
– К тому же я не знаю, зачем мне жить. Никогда не знала.
Слова резали душу, как тысячи ядовитых ножей.
– Я мечтала однажды вернуться домой, но дома у меня больше нет. Я хотела быть полезной, и это сделало меня отступницей. Может, я и помогу остановить Валанте, но что потом? Я не знаю, ради чего… Ради кого жить. Все, кого я любила, отвернулись от меня или скоро сделают это.
Горло до боли свело от сдерживаемых слез. Когда я сказала правду вслух, стало в десятки раз больнее, чем когда я носила ее в глубине души.
– Ты такая глупая, – фыркнул Рафаэль. – Ты только начала жить и ничего не знаешь. Тебе не нужно цепляться за кого-то, искать какой-то смысл… Живи. Просто живи!
Он говорил так горячо и отчаянно, будто я сейчас стояла на краю скалы и собиралась прыгать.
– Я не самоубийца, Рафаэль. – Слабая улыбка скользнула по губам. – Но если после королевского бала меня ждут смерть и забвение – пусть так оно и будет.
Я поднялась. Рафаэль был так близко ко мне и не собирался отходить, что мы чуть не стукнулись лбами… или губами. Может быть, в глубине души я хотела этого, но задушила желание остаться.
– Уверена, что быть одной сейчас лучшая идея?
– Я уже давно никогда не одна. – Обернувшись, я грустно улыбнулась и показательно щелкнула себя по лбу. – Спасибо, что спас меня от расспросов слуг, и прости, что убила твою кормилицу.
– Кстати, – он неловко кашлянул, – где… где ее тело?
Грудь снова пронзило болью. Ком в горле стал грубее, а дыхание – рваным и тяжелым.
– Его никогда не найдут, – только и смогла выдавить я вместе с ужасной, невыносимо болезненной улыбкой.
Глава 25. Модный салон
«Порой мне кажется, что балы изобрели портные. Вы видели, сколько людей в салонах накануне празднований?»
Из письма благородной особы
Всю следующую неделю я выходила из своей комнаты только для того, чтобы явиться к Валанте. С переводом книги было покончено, и, как я и думала, Валанте попросил меня нанести опорные звенья заклинания на его меч. Он по-прежнему не пояснял, для чего это нужно, а я притворялась послушной дурочкой.
В Розе Гаратиса тоже приходилось притворяться, будто я не знаю, куда делась Сари. Поползли слухи. Кто-то был уверен, что Сариэль сбежала, кто-то думал, что она ушла в город и скоро вернется. Кто-то утверждал, что слышал, как мы с ней поссорились из-за Рафаэля. О ее пропаже шептались каждый день, но голоса смолкали, стоило поблизости появиться Найваре.
Она осунулась всего за неделю. Заметно похудела, под глазами появились густые тени. Волосы стали тусклыми, а взгляд пустым.
Я не могла смотреть на Найвару, потому что замечала в ней то, на что раньше редко обращала внимание, – схожесть со старшей сестрой. И каждая встреча с Найварой приносила невыносимую, почти физическую боль.
В первые вечера после смерти Сари я сама отменила наши уроки рисования, сославшись на болезнь. Сказала, что жар поднимается такой, что я вижу галлюцинации. Из-за них якобы я и плакала на лестнице.
Рафаэль мне охотно подыграл. Позволил отсиживаться в комнате, которую я больше никогда не забывала запирать изнутри. Чтобы не сойти с ума от мыслей, я все время посвящала тренировкам. И пусть управлять силой Яснары уже получалось заметно лучше, я ненавидела эту мощь. Ненавидела, что для того, чтобы богиня захватила контроль над моим телом на пару секунд, которые могут стать роковыми, достаточно лишь капли крови.
Если бы в тот вечер я случайно не прикусила губу, если бы на ладонях уже не было порезов, Сари была бы жива.
Яснара ненавидела, что я сожалею о случившемся. Она часто злилась и ругалась, и мне пришлось научиться глушить ее голос. Когда у меня впервые получилось подавить его, я чуть не расплакалась от облегчения.
Впервые тишина в моем сознании была абсолютной. Я и забыла, что такое настоящее уединение.
Когда на деревьях совсем не осталось листвы, а осеннее небо почти всегда было низким и серым, настало время последних приготовлений к балу. Для меня они заключались в том, что я чаще размышляла о том, какую прическу сделаю, ведь платье у меня уже было. То самое, в котором мы с Рафаэлем были на помолвке Анти.
К слову, она до сих пор не особо охотно выходила на связь, что заставляло нервничать. Успокаивало лишь то, что такое уже случалось раньше. Все же, в отличие от меня, Анти не умеет быстро направлять послания. Для этого нужен специальный человек, а найти его не всегда легко. Трейз Вулервуд наверняка держит своего мага словесности всегда рядом. Если он у него, конечно, вообще есть…
Я собиралась готовиться