– На вопросы ответишь – пойдешь.
– Чего тебе еще от меня надо?
– Толика зачем отравил? Пистолета?
Трафарет усмехнулся.
– Из-за тебя, между прочим. Пистолет сказал, что ты роешь под него. И знаешь якобы уже много. Врал, конечно. Если б ты знал, ко мне на грим не приперся бы. А Пистолет просто лишним оказался. И наглым больно. И вообще – промежуточное звено. Я его выкинул из цепи. Напрямую буду работать с поставщиками. Хочешь ко мне? В долю?
– А хочешь, я еще врежу?
– Дурак. Ой, дурак! Тебе, студент, жить осталось не более суток. А ты мне: «Врежу»! Бежал бы ты из города, пока я добрый. Фору даю, двадцать четыре часа! Больше дать? Просто… идти мне уже надо. Ждут меня…
Я задумчиво разглядывал это существо.
Предупредить? О том, кто его «ждет» там на самом деле? Мы ж не звери какие! И… не палачи. В отличие от этой мокрицы. Если, скажем, Веню подключить с его связями в КГБ, корешей Аниськина, коих наверняка тоже немало, – может, и получится засадить эту гниду за решетку. Лет… на пять хотя бы.
Самому-то мне не смешно?
Да ни черта мы его не засадим!
Потому что ничего не докажем. Прав Трафарет – его связи запросто могут оказаться мощнее наших. И еще не известно, кто на самом деле загремит на зону – он или вся наша честна́я гоп-компания. Если мы вообще доживем до суда: девяностые – они уже не за горами! Эпоха оголтелой «Трафаретчины», возмужавшей и заматеревшей в кровавых битвах за сладкий куш. Что значит для этого зверья горстка правдолюбов?
Пшик!
Вот это жалкое подобие человека, стоящее передо мной, оно ведь даже сейчас меня не боится. В восьмидесятые. Уже! Оно чувствует за своей спиной надежных высокопоставленных защитничков, которым, видимо, тоже не чуждо закидываться сладкой дурью. В качестве личного досуга и, конечно, во внеслужебное время.
Восемьдесят четвертый год!
Я прищурился: слабое, трусливое, опущенное – оно будет мстить людям за свою слабость до последнего издыхания. Так может быть… ускорим? В смысле – издыхание?
А «мальчики кровавые в глазах»? Спать спокойно будешь с этого самого дня?
Не знаю…
– Мне идти надо! Очень-очень-очень надо.
– Я тебя держу, что ли? – медленно произнес я, пытаясь высмотреть в его взгляде хоть какое-нибудь гибельное предчувствие.
Нет ничего. Пусто.
Вакуум.
– Я не могу! – чуть ли не выкрикнул Трафарет. – Ты стоишь прямо перед дверью!
Я вздохнул, еще раз посмотрел ему в глаза и шагнул в сторону.
– Иди.
Эпилог
Всё суета.
Суета сует – ванитас ванита́тум!
С возрастом эта спорная библейская гипотеза превращается в непреложную аксиому. Порой и в абсолютно бесспорную! Наверное, происходит это с того момента, когда, перестав спешить, ты неожиданно для самого себя вдруг начинаешь замечать – а ведь успеть повсюду можно даже и без спешки! Чудо.
С момента, когда, отказавшись от тщетной и изнурительной погони за призрачным убегающим счастьем, вдруг с удивлением обнаруживаешь, что… уже счастлив! Причем давно и полнокровно. Чудо!
Когда слетает в одночасье лживая позолота с фальшивых ценностей, а то, что на самом деле оказывается до боли дорогим, – вовсе и не выкрашено обязательно в какие-то привлекательные цвета, не говоря уже о всех цветах радуги разом. И если это и не чудо, то… как минимум откровение Господне!
Всё суета.
«И обратился я и увидел еще суету под солнцем», – царь Экклезиаст.
Он все понял!
Мы ж пока не очень.
Для нас главное – «обратиться» вовремя. Назад оглянуться, притормозив по ходу нашей всеобщей, глобальной сумасшедшей гонки. Чтоб понимание этого откровения не запоздало по времени на срок больший, чем величина всего жизненного цикла.
Иначе придется… жить по второму кругу. Это если повезет.
Мне так, например, – повезло!
Видимо, не дошло что-то до понимания с первого раза.
Таким уж, увы, родился… бестолковым.
«…Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь», – царь Израилев врать не будет. Горе-то – оно ведь только от ума бывает! Если двигаться по аналогии – счастье, получается, в первую очередь и приходит… к бестолковым. Дабы не обижать разных людей (меня в том числе), назовем их… бесхитростными. А еще лучше – наивными, бескорыстными, честными, открытыми. Отзывчивыми, если хотите, на чужую боль. Ведь это не выгодно, с точки зрения «ума»! Отзывчивость и сострадание не могут приносить ни прибыли, ни дивидендов, ни всякой прочей материальной радости. Моральное разве что удовлетворение…
Так и получается в большинстве случаев: прибыль есть, а… счастья-то и нет.
«Скорее верблюд пройдет через игольное ушко, нежели богатый попадет в Царство Божие». Да-да, все понятно – аллегория, мифология, религия, которая «опиум для народа». Фигура речи, только… ведь не поняли мы Иисуса. Ох не поняли! По крайней мере, не до конца.
Думаю, дело тут не в конкретном богатстве и факторе спасения души на его фоне, что многими справедливо противопоставляется. Вовсе нет. Вернее – не только…
Вижу между строк аллегории про верблюда гораздо более серьезный посыл от Создателя: правильно ли человек понимает, что такое для него есть само понятие «богатство»? И только в связи с этим пониманием будет что-то одно – либо откроется человеку, либо канет в недостижимый мрак забвения скромная калитка в чудесную страну под названием… СЧАСТЬЕ.
Вот так!
Все проще и сложнее, чем выглядит на первый неискушенный взгляд.
Был ли, скажем, счастлив Толик Макаров?
«Мажор», эгоист и начинающий наркоман по кличке Пистолет? В каждом из характеризующих его определений – суть болезненной суеты погони за неведомым ему счастьем. И… конечная пустота результата.
Нет, не был он счастлив. Определенно.
И не стал бы… никогда.
А Маша Анисимова, убитая походя нелюдем с изувеченной психикой?
Получается, что тоже нет. Думаю, просто не успела. Потому что как раз она и выглядела, со слов отца, бесхитростной фантазеркой с чистой душой, да еще и с задатками гения. А гений – не может быть несчастлив по определению, ибо не смог бы он иначе создавать никаких гениальных вещей на радость или на пользу людям.
То есть… она-то, Машенька, как раз и могла быть по-настоящему счастливой.
Если бы…
Ну, вы знаете, почему так и не стала.
Не дали.
А вообще… в теории получается одно, а в жизни происходит порой совершенно иное!
