«Он чистит дороги».
– Что?
«Не знаю. Так сказал Ян».
Ян… Все ясно. Значит, она задаст этот вопрос прямо гетману. Брат хотел уйти, но Шарка снова его остановила:
– Дэйн. – Она постаралась придать голосу нежности, но вышло больше похоже на стон: – Я скучаю по тебе.
Она бы хотела сказать куда больше: о том, как все это время, с того дня, когда толпа расступилась, пропуская героя легенд к двум нищим сиротам, все мечтала остаться с Дэйном наедине. Ей очень надо было поговорить с ним об увиденном в воспоминаниях Латерфольта, о Фубаре, о Морре… Но Шарка постоянно одергивала себя, понимая, что Дэйн наконец нашел свое место. Теперь его, оборванного безголосого мальчишку, чествовали как одного из Детей Хроуста, а ребята Тавора учили язык немых, чтобы его понимать. Шарка отняла у него привычную жизнь, пусть и неказистую, и провела сквозь несколько кругов ада. Как могла она отнимать его время теперь, когда он получил даже больше, чем мечтал?
«Я тоже скучаю по тебе!»
Дэйн подбежал к сестре и крепко обнял, а отстранившись, продолжил, озвучив ее собственные мысли: «Я так счастлив здесь!»
– Я вижу, и я очень рада, братик.
«Все будет хорошо, пока мы в Таворе. С Сиротками, Латерфольтом и Хроустом!»
Она нежно погладила его по вымытым блестящим кудрям, совсем таким, как у матери. Дэйн всегда хорошо чувствовал правду и ложь. С самого начала он подозревал Тлапку – и оказался прав. А если сейчас он так уверен и счастлив, значит, надо ему довериться.
Хроуст ждал ее в бывшем парке, который за многие годы превратился в дикий лес на окраине города. Шарке и сопровождавшему ее Тарре пришлось долго продираться сквозь заросли, пока они не вышли к площадке на краю скалы. Отсюда открывался потрясающий вид: на юге море разбивалось о руины старого порта, на востоке протянулся узкой полосой каменистый и недружелюбный Галлас, а на западе и севере ждала Бракадия, утопавшая в зелени лугов, лесов и холмов.
Гетман сидел на камне, лицом к Бракадии. Без своей палицы, великанского коня и свиты он словно уменьшился в размере, превратившись в усталого деда, присевшего насладиться видом. Шарка, поклонившись, села рядом на камень.
– Ты хотел меня видеть, мой гетман? – робко спросила она.
Не подумав, она села справа, и теперь Хроусту пришлось повернуться всем телом, чтобы видеть ее единственным глазом. Некогда синий, от старости он выцвел, покрывшись серой пленкой. Но Шарка никак не могла привыкнуть к его взгляду, такому пронзительному, словно вся сила из потерянного глаза перешла в уцелевший.
– Уже тридцать три года, как я на войне, – заговорил наконец Хроуст. – Забыл, каково жить в мире. Не потерпел ни одного поражения. Похоронил своих друзей, обеих жен и всех родных детей. – Его голос, обычно густой и громкий, истончился и потух. Он запнулся, отвернулся от Шарки и немного помолчал. – Когда Латерфольт уговаривал меня довериться Свортеку, злейшему из врагов, и притвориться поверженным, я сначала решил, что вот оно: мое первое поражение. Забвение, убогая пародия на мир… Все, чего я добился кровью и потом своих людей, надо было бросить, словно я подобрал юбки и слинял с поля боя. Но я доверился Латерфольту. Он мой первенец из Детей Хроуста. Он никогда меня не подводил.
Дохнул свежий ветер, и Хроуст подставил ему нагретое полуденным солнцем лицо. Вышло красиво, словно ветер прилетел подкрепить слова старика. Гетман снова повернулся к Шарке, чтобы смотреть на нее прямо:
– Я не знаю, зачем Свортек все это придумал. Никогда не встречал его лично, да и те, кто встречал, его не понимали. Но он послал нам тебя – свой Дар, самое ценное, что осталось в мире. То, что я никогда даже не мечтал встретить на своем пути. Когда мне принесли весть, что Латерфольт нашел тебя, отбившуюся в одиночку от грифонов… Я вдруг понял, что мое бегство не было позором. Все это время боги оберегали меня ради этой встречи, Шарка. Не ради меня самого. Ради Сироток. Чтобы эти тридцать три года наконец закончились.
Она не успела заметить, как ее руки оказались в его руках, покрытых мозолями и шрамами. Из-под повязки по морщинистой щеке побежала слеза и скрылась в усах.
– Мой гетман, – прошептала Шарка, но Хроуст перебил ее:
– Теперь, когда я ясно вижу, что все было не напрасно, я должен спасти свой народ от этого мора. Мне нужна помощь Дара. Твоя помощь.
В ее груди разлился странный холод, и Хроуст, словно почуяв это, еще крепче сжал ее ладони.
– Помоги мне показать всей Бракадии, что Сиротки не повержены! Я больше ни о чем тебя не попрошу, клянусь честью Яна Хроуста из Дрохнова. Всего один раз!
Шарка медлила с ответом. Неужели этого хотел от нее Свортек? Она видела его единственный раз в жизни, когда он, как и все остальные, просто купил ее на ночь и втянул в свои планы, даже не спросив, хочет ли она этого. Если бы только она знала больше…
Сзади послышались шаги. Обернувшись, Шарка увидела Латерфольта. Одетый во все новое и чистое, усталый, но, как прежде, широко улыбающийся, он остановился в стороне.
– Латерф – самый упрямый человек из всех, кого я знаю, – усмехнулся Хроуст. – Он неделю уговаривал меня принять предложение Свортека. А когда вы приехали в Тавор, еще дольше уговаривал людей принять тебя.
– Принять меня? – удивилась Шарка.
– Да. Таворцы боялись Дара. В руках кьенгара он уничтожил множество наших друзей, братьев и сестер… Толпа глупа и ведома. Они видели в тебе лишь Свортека.
Тхоршица и тот черный день возникли перед ее внутренним взором. Люди, разбегающиеся в ужасе, и те, кто принял это горе за представление. Перекошенные ужасом и ненавистью лица… Она не видела подобного в Таворе, но Латерфольт вообще старался первое время держать ее подальше от чужих глаз. Значит, даже здесь проклятие следовало за ней по пятам, пока не явился Хроуст.
– Я согласна! – выпалила Шарка. – Я сделаю то, что требуется. Я исправлю ошибки Свортека!
Хроуст на мгновение закрыл глаз и, не глядя, удовлетворенно кивнул.
– Благодарю.
Таков был весь его ответ. Но в одно-единственное слово гетман умудрился вложить столько силы, что оно будто повисло в горячем воздухе.
Латерфольт подошел ближе, когда Хроуст выпустил руки Шарки, и тронул девушку за локоть. В лисьих глазах блестел игривый огонек:
– Если ты не против, Ян, я украду Шарку. Пора показать ей подарок!
– Пожалуй, пора, – согласился Хроуст и поднялся на ноги. – Бегите, дети, я буду спускаться долго. Но, надеюсь, доковыляю к вам на этой неделе.
Латерфольт увлек Шарку за собой обратно в Тавор. Обернувшись, она увидела, как Хроуст, задрав голову к солнцу, застыл, обратив взор к Бракадии.
Латерфольт привел ее в самую большую кузницу Тавора. Воздух здесь плавился не только от жара нагретых наковален, но и от возбужденного дыхания толпы. Люди почтительно расступились перед егермейстером и Хранительницей Дара.
