или поздно приходит время платить по счетам. Ему ли не знать? Ему, прожившему едва ли не два отмеренных простому человеку срока. Или не прожившему, а всего лишь ловко притворявшемуся живым?
Ему ли не знать, с какой лёгкостью можно отказаться от того, что утратило смысл и ценность? Себя самого Марионеточник предавал с той же лёгкостью, что и остальных. До тех пор, пока не пришло время платить по счетам. До тех пор, пока он снова не вернулся к тому, с чего началась его долгая жизнь – к болоту.
Марь обманула их всех, собрала под своим тяжёлым, чешуйчатым плавником, чтобы оставить себе хотя бы одного из них. Марь, неласковая, больше похожая на мачеху мать, просчиталась в главном: Марионеточник никогда не позволял другим решать за себя. А своё, пожалуй, самое главное решение он принял, когда отправился на болото в последний раз…
Она совсем не изменилась. Стэфа, его третья девочка. От неё шёл такой нестерпимый свет, что Серафиму даже пришлось зажмуриться. От неё шёл такой нестерпимый свет, что его хватило, чтобы разогнать тьму внутри Серафима, осветить и отыскать то, что казалось навсегда утраченным.
– Это я. – Он вздохнул полной грудью и улыбнулся. – Я сдержал своё обещание, Стэфа.
– Я знаю. – Она положила голову ему на грудь, закрыла глаза, прошептала: – Спасибо тебе, Серафим…
И стало хорошо! Впервые за долгие годы ему стало легко. Так легко, как было когда-то давным-давно, когда он был глупым, но с душой. Эти три девочки, его девочки, сделали ему неоценимый подарок – они вернули ему душу!
Глава 39
Это было самое короткое и самое мучительное расставание в жизни Вероники. Может быть, потому, что все знали: они больше никогда не увидят этого циничного и отстранённо-насмешливого старика. А может быть, потому, что само место располагало к душевной хандре.
Он отвернулся от них первым. Наверное, решил, что так им будет легче смириться с его решением. Он отвернулся от них, но не остался в одиночестве. Девочка-марёвка взяла его за одну руку, мальчик – за другую. Если не знать правду, то со стороны картинка казалась почти идиллической: дедушка с двумя внуками. Однако Вероника знала, что двое из них мертвы, да и третий уже, скорее всего, не жилец.
Рядом шмыгнула носом Аграфена. Стеша замерла и в этой своей неподвижности походила на античную статую. Такая же отстранённая. Сама больше мёртвая, чем живая. Вероника взяла их обеих за руки. Аграфену следовало успокоить, а со Стешей поделиться теплом, самым обычным человеческим теплом.
– Нам пора уходить. – Это тяжёлое решение она приняла за них всех. Взяла на себя груз почти невыносимой ответственности, сняла его с остальных. – Нужно выйти с болота до заката солнца.
Нет, Вероника не боялась ни Марь, ни угарников, ни болотного пса, который ни на шаг не отходил от своей хозяйки. Она даже Тринадцатого не боялась. Ей просто было нужно задать остальным не только цель, но и сроки. Иногда это очень важно. Важнее любой психотерапии, любых душеспасительных бесед. Потому что цель и сроки – универсальное лекарство от боли и тоски. Хотя бы на первых порах.
Марь их больше не держала и не устраивала ловушек. Им не пришлось переплывать озеро со Стражем, который то ли рыба, то ли змея, то ли мегалодон, то ли и вовсе дракон. Они просто шли вперёд по прямой, как стрела, тропе. Шли молча, в глубоких раздумьях. Даже Гальяно не пытался нарушить это сосредоточенное молчание, и Вероника была ему за это благодарна. Потому что впереди, в густом болотном тумане мерцало будущее. Она уже примерно представляла, каким оно будет для каждого из них. Что-то её радовало, что-то огорчало. Одно Вероника знала наверняка: легко не будет, но будет чертовски интересно!
Глава 40
Они вышли к дому у Змеиной заводи на закате. Вышли вымотанные и физически, и морально, потерявшие счёт времени, с чувством утраты в душах и сердцах.
Оставшийся на болоте Марионеточник не был никому из них по-настоящему близок. Разве что Веронике. Но Вероника единственная из всех держалась молодцом и не теряла головы.
– Не знаю, как вы, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь, – а я хочу в душ и есть!
Это было простое и абсолютно каждому из них понятное желание! Оно делало этот бесконечно длинный день чуть более правильным, почти будничным, привносило крупицу нормальности в анормальное.
– Дамы вперёд! – Гальяно с тяжким вздохом плюхнулся на ступени крыльца, снизу вверх посмотрел на Стэфа, сказал с надеждой: – А я бы сейчас напился!
– Я бы тоже. – Стэф остался стоять, покосился на замершую в отдалении Стешу.
А она будто и не замечала ничего кроме дома, смотрела на него широко распахнутыми, точно углём подведёнными глазами. Узнавала ли? Была ли разочарована изменениями? Болотный пёс настороженно зыркал оранжевыми глазюками и не отходил от неё ни на шаг. Шерсть его сейчас была самой обыкновенной. И сам он в сгущающихся сумерках казался обыкновенным, просто очень крупным псом.
– И я, – сказала Аграфена, глядя на Ареса. – Только потом. Мне нужно к родителям. Они же не знают… – По её лицу промелькнула и исчезла тень. – Стэф, можно взять твою машину?
– Конечно, бери. – Он кивнул.
– Я тебя отвезу. – Арес не отходил от Аграфены точно так же, как болотный пёс не отходит от Стеши.
Вид у него был одновременно счастливый и потерянный. Наверное, опасался встречи с Фениными родителями и той неминуемой бури, которую вызовет её появление.
– Конечно, ты меня отвезёшь, Павлик! – Аграфена чмокнула его в щеку, перевела взгляд со Стэфа на Стешу, сказала тихо: – Я ненадолго. Ты не переживай.
– Ты до утра. – Стэф мотнул головой, отметая все возражения. – Феня, они тебя похоронили. Пробудешь с ними столько, сколько потребуется.
Она не стала возражать, лишь благодарно кивнула.
– Езжайте, – велела Вероника, поднимаясь на крыльцо. – Я за ними присмотрю.
Она наверняка имела в виду не Стэфа с Гальяно, а Стешу, обеими руками вцепившуюся в шкуру Зверёныша так, словно боялась упасть. А может и боялась. Кто знает, что у неё на душе? Стэф не знал. С отчётливой и убийственной ясностью он понимал одно – все эти годы она ждала другого Степана.
– Стеша, смотри, какие сейчас машины! – Аграфена старательно обошла Зверёныша и дёрнула её за руку! – Видишь, какие монстры!
Она указала сначала на внедорожник Стэфа, потом на «Гелик» Вероники.
Стеша рассеянно кивнула. Стэфу показалось, что машины она даже не заметила. В
