— закрытому — и прыгнул, точно в воду, головой стекло выбил.
Должен, правда, сказать, что все было по справедливости. Даже очки записывали не те, кто играет. Назначали кого-нибудь одного, выдавали ему лист бумаги и карандаш, и никто не смел подглядывать. Так что можете себе представить, какое царило возбуждение, когда игра заканчивалась. Не кто первый, а кто последний.
Однажды тот, кто оказался последним, отреагировал спокойно, только попросился в уборную. Мол, если мы ему не доверяем, то можем пойти вместе с ним. Мы пошли. Уборная находилась в дальнем углу плаца, за бараками. Не знаю, представляете ли вы себе, как выглядит такая уборная. Яма глубиной в человеческий рост, а может, и глубже. Не помню, чтобы ее когда-либо чистили, так что могла быть и глубже. В ширину вот как от вас до стены, в длину так, чтобы поместилось десятка полтора человек. Две доски вдаль, на нижнюю присаживаешься, к верхней прислоняешься спиной. Доски толстые, на опорах, чтобы не рухнули. Вокруг плотный дощатый забор. Высокий — я вставал на цыпочки, поднимал руку, и то до верха не доставал. Само собой, я тогда намного ниже был. Где-то на расстоянии полуметра над забором — чтобы проветривалось — крыша. Но когда шел дождь, трудно было найти на доске сухое место. А уж если сильно лило, то хоть на ходу, как говорится, оправляйся — все равно вымокнешь до нитки.
Зато уборная была единственным местом, куда можно было прийти поболтать, пожаловаться, поругаться, откровенно о чем-то рассказать, выговориться, а иногда и выплакаться. Если в любом другом месте собиралось несколько человек, да еще начинали разговаривать вполголоса или, упаси Боже, шептаться, — доносили тут же. Шепот был подозрительнее всего. Сразу вызывали:
— Так-так, что это у вас за секреты? Никакие секреты здесь не допускаются. Секрет — свидетельство эгоизма, пережиток прошлого. А школа должна не только выучить вас профессии, но и воспитать. Рассказывайте-ка.
И приходилось спешно что-нибудь придумывать. Естественно, были среди нас и стукачи. Только как их распознаешь? На лбу же не написано, что стукач. Кое-кого подозревали, но ведь могли и ошибаться. Зато даже в самом страшном сне не могло присниться, что стучит твой ближайший сосед по кровати. Причем тот, который крестится под одеялом.
Разумеется, в уборной тоже приходилось быть осторожными. Все — надо, не надо — спускали штаны, усаживались на перекладину, один стоял на стреме, с незастегнутой ширинкой, словно только что встал. А ширинки, скажу я вам, тогда были не на «молнии», как теперь, и на то, чтобы застегнуть три-четыре пуговицы, требовалось время. Если подходил кто-нибудь посторонний, тот, что на стреме, давал нам знать посвистыванием или покашливанием и только после этого начинал застегивать штаны. Так что, войдя в уборную, человек ни о чем не догадывался: все сидели на перекладине и пыхтели, иногда громче, чем требовалось.
Так вот, он попросился в уборную. Мы пошли с ним. Парень расстегнул брюки, уселся и — кто бы мог подумать, что он такой финт выкинет? — соскользнул с перекладины вниз и начал проваливаться. На помощь при этом не звал — он вовсе не собирался там тонуть. Хотел только перепачкаться, чтобы воняло. Сообразил, что тогда все станут от него шарахаться и выигравшие ничего ему делать не прикажут. Даже когда он вымоется. Не так-то легко после такого отмыться, хоть каждый день душ принимай. Да еще он в одежде, в ботинках был. Тут немало времени потребуется.
Но парень не думал, что яма такая глубокая. Уже по грудь, а он еще ногами дна не коснулся. Тогда он начал просить, умолять, чтобы мы его спасли, мол, все выполнит, чего бы мы ни пожелали. А что мы могли пожелать... Все, что только можно себе представить в таком возрасте и в такой школе. Я вам даже перечислять не стану. Мы с одним парнем выломали доску, ту, что служила спинкой, хотели ему протянуть. Старшие не позволили. Не фиг! Стоять! Пусть до шеи ему дойдет! Потом пускай до подбородка. Пусть от пуза нажрется, такой-сякой. Еще смеялись. Мол, хотел от нас в дерьме спастись... Наконец парень погрузился почти полностью, и пришлось его вытаскивать за волосы. Вот что это была за игра.
Вроде бы просто подкидываешь спичечный коробок — на попа, на тёрку, плашмя. Но тот, кто оказывался последним, можно сказать, проигрывал себя. Я тоже бывал последним. Не было того, кто бы через это не прошел. Может, поэтому мы и теряли чувство меры — где границы проигрыша. Если проигрывал кто-то из старших, то и мы, младшие, вели себя не лучше. Велели ему делать такие вещи, что вспоминать стыдно.
Зачем мы играли? А кто садится играть с мыслью о проигрыше? Тем более что здесь проигрывал только один, тот, кто окажется последним. В любой другой игре проигрывают все, кроме одного. А в этой все, кроме одного, выигрывали. Вот сами скажите, существует ли игра милосерднее? Или проще? Ну, вот. Спичечный коробок — на попа, на тёрку, плашмя...
Может, немного передохнем, и я вам покажу, как подкидывать? Где-то здесь у меня были спички. Ага, вот, полный коробок. Честно говоря, я иногда сам с собой играю. Возьму коробок, только он должен быть непременно полный, сорок восемь штук, по крайней мере, столько спичек тогда клали, и сижу, вот здесь, за столом, подкидываю. На попа, на тёрку, плашмя. Очки не записываю, зачем? Ни на что. На что можно играть с самим собой? Разве что вы хотите на что-нибудь. Тогда скажите. В нашем возрасте уже как-то неловко играть на то, на что мы в школе играли. Ну, не знаю, не знаю... Вы — гость, вам и выбирать. Я готов.
Да, коробок полный. Я спичками не пользуюсь. Покупаю иногда, чтобы поиграть. У меня зажигалки. А так вообще все электрическое. Я ведь электрик. Плита тоже электрическая. Давайте-ка присядем за стол. Вы с той стороны, я — с этой. Или вы хотите наоборот? Вот так кладете коробок, чтобы выступал за край стола, не больше, иначе упадет. И вот так подкидываете, этим пальцем, чуть согнутым.
Пожалуйста, вы первый. Вот видите, с первого раза — и на попа. Было бы десять очков, если так играть, как у нас в школе. Теперь я. А у меня, видите, плашмя. Пальцы стали не те. Ревматизм коли уж привяжется, то не отпустит. И то сказать, сейчас намного лучше, я вам говорил. Когда фасоль лущу, почти незаметно. Видите,
