по всему, в этом городе знакомых у тебя нет. Куда тебя отвезти, ты не говоришь. Может, ты боишься меня. И, возможно, тебе легче будет разговаривать с женщиной.
Перед этим он кому-то позвонил и попросил выйти на улицу. Как раз в этот момент ворота открылись. На тротуар ступила женщина.
На вид ей было лет… сто?
Она была высокой, худой, но полностью седой и покрытой множеством морщин. Вот только, несмотря на это, женщина выглядела весьма эффектно. В свитере и в джинсах. Волосы уложены. Губы накрашены. Она будто бы сама по себе отображала шикарную старость.
— Это моя прабабушка, — сказал парень, выходя из машины и, обойдя ее, он открыл дверцу с моей стороны. — Пожалуйста, поговори хотя бы с ней. Тебе срочно нужна помощь. Черта с два я оставлю тебя просто на улице, как ты этого хочешь.
Эта женщина, увидев меня, широко раскрыла глаза. Спросив у своего правнука, о том кто я и что случилось, тут же сказала мне идти в ее дом.
Дальше меня ждал душ и теплый банный халат.
— А теперь рассказывай, что с тобой случилось, — эта женщина усадила меня на диван в гостиной и поставила на журнальный столик аптечку. — Я уже вызвала врача, но некоторые твои царапины могу обработать и сама.
— Это лишнее, — я отрицательно качнула головой. — Я и так благодарна за то, что вы пустили меня в вашу ванную комнату, — посильнее завязывая пояс на халате, я кончиками пальцев прикоснулась к лицу. Оно было знатно разбито. Болело. — Если у вас есть какая-нибудь одежда, которую не жалко, я буду очень благодарна, если вы дадите ее мне. Я постираю и позже обязательно верну. Просто, мне нужно в чем-то добраться до Марселя. Я там учусь.
— Ты себя видела? Куда ты собралась ехать? Нет, я тебя никуда не отпущу, — женщина открыла аптечку. — И ты должна рассказать, что случилось. А то что-то меня терзают смутные сомнения, что ты из числа тихих жертв. И, конечно, это твое право, но если тебе нужна серьезная медицинская, или психологическая помощь, ты должна ее получить.
Я откинулась на спинку дивана и посмотрела на потолок.
— То, что со мной произошло, это дело рук нескольких студенток, из моего университета, — эта фраза была началом очень длительного разговора. Продолжающегося до самой ночи.
По большей степени, я вообще не понимала, почему произнесла это. Я никогда и ни кому не рассказывала о своих проблемах. Абсолютно все держала в себе.
А тут этой женщине раскрыла все. Начала с университета. Продолжила Астором. Затем, закончила тем, что происходило за последние дни.
И мне стало легче. Даже странно, насколько проще становится, если ты хотя бы раз выговоришься.
Тем более, собеседница у меня была замечательная. Оказалось, что эту женщину звали Аполин и ей действительно почти сто лет. Но в своем характере она оставалась достаточно жесткой.
Вот за что я была благодарна, так это за отсутствие жалости по отношению ко мне. Она слушала меня спокойно. Внимательно. Иногда задавая вопросы и рассказывая о себе.
Временами мы прерывались. На прогулку по дому, или на ужин, которым она меня накормила.
— Хочешь расскажу, почему с тобой такое происходит? — спросила она, уже после того, как я рассказала ей абсолютно все. К этому моменту уже наступила ночь. Мы вновь сидели в ее гостиной.
— А вы знаете? — я взяла в ладони чашку с горячим чаем.
— Просто ты не ценишь себя. Как и то, что ты делаешь. А другие это чувствуют. Ты как слабая мишень, над которой можно легко и просто, без особых усилий поиздеваться, ведь, раз ты не любишь себя, дальше это не пойдет и проблем не будет.
— Я ценю себя. Просто не люблю конфликты, — я запрокинула голову и опять пальцами прикоснулась к разбитой губе. — Вернее, раньше не любила. Для меня сегодня многое поменялось. Теперь, если меня кто-то тронет, я трону в ответ. Сильно.
— Правильно. Иначе люди доброту воспримут за слабость. Но учти, я не говорю, что добро это плохо. Просто, если ты его делаешь, и ты и все остальные, должны понимать его ценность.
* * *
Этой ночью я осталась в доме Аполин. На самом деле, это достаточно дико — взять и остаться в жилье незнакомого человека. Но, с другой стороны, уже было поздно и никакой угрозы я тут не ощущала. Наоборот, в этом месте было спокойно. Тут я оживала. Хоть и делала это иначе, чем раньше.
Вот только, утром следующего дня, еле вставала с кровати. Тело болело намного сильнее, но, тем не менее, следовало возвращаться в Марсель.
С этим намерением я пошла искать Аполин. Хотела поблагодарить ее и попросить хоть какое-нибудь тряпье, в котором могла бы добраться до своего общежития.
Но, найдя женщину в ее мастерской, там вместе с ней и осталась.
Оказалось, что Аполин сама для себя шила одежду. Учитывая ее возраст и то, что у нее и так были деньги на наряды, нечто такое мне показалось странным, но, сидя за швейной машинкой, она сказала, что никто для нее не пошьет одежду так, как она сама.
Я почему-то вспомнила про то, как мы с Аморет ходили по магазинам. И, в особенности, про те ощущения, которые я испытала, пока мерила новую одежду. Они были приятными. Даже более чем. И исходили они любовью к себе. Ведь, смотря в зеркало, я думала о том, что на самом деле, куда лучше, чем изначально считала.
Но я тогда отметила, что быть красивой дорого, ведь все те наряды стоили целое состояние.
А что, если самой попробовать себе что-нибудь сшить?
Изначально я просто наблюдала за Аполин, а потом попросила рассказать про то, как она создает наряды. Наверное, она действительно обожала свое хобби, ведь тут же, с любовь начала рассказывать о нем. Все. До мелочей.
В какой-то момент я так же поняла и то, что ей будто бы не с кем было им поделиться. В конце концов, она так и призналась, что пыталась привить любовь к шитью своим дочерям и внучкам, но все же они к нему отнеслись с безразличием.
А Аполин хотела рассказать про шитье. Я же хотела послушать.
В этом мы сошлись и до ночи сидели в мастерской.
В какой-то момент, женщина сказала, что может помочь мне сшить платье, если я сама в этом заинтересована. А я была не просто заинтересована — я горела этим.
Но сам этот вопрос был не легок. В конце
