Хуа Эрнян на переправе не застал, та уже отправилась спать. Телефонов в те времена не было, поэтому Хуа Эрлан не знал, добралась Хуа Эрнян до Яньцзиня или нет, за три с лишним года могло много чего произойти; глядя на бурные воды текущей на восток Хуанхэ, Хуа Эрнян приуныл. Тут он почувствовал, что проголодался и шагнул в первую попавшуюся на берегу харчевню. Хозяин этой харчевни, подперев подбородок, скучал за прилавком, наблюдая за дерущимися рядом с винным чаном котами.
– Брат, есть у вас что-нибудь вкусненькое? – обратился к нему Хуа Эрлан.
– Коли оказался на берегу Хуанхэ, обязательно надо отведать местного карпа, – ответил хозяин и повел Хуа Эрлана к пруду на заднем дворе, чтобы выбрать подходящий экземпляр.
В пруду плескалось десять с лишним карпов, один из них, уже мертвый, плавал пузом кверху.
– Все плавают, а этот почему отъехал? – спросил Хуа Эрлан, показывая на мертвую тушку.
– Разозлился.
– Из-за чего?
– Провел здесь полмесяца, а на него так никто глаз и не положил, так никто и не купил.
И тут Хуа Эрлан впервые за три года пять месяцев и двадцать три дня рассмеялся.
Пока Хуа Эрлан уплетал карпа в прикуску с лепешкой, в харчевню вошло еще несколько компаний. Поскольку у переправы было достаточно сыро, вокруг летало много комаров, тут один из клиентов, звучно прихлопнув комара, объявил: «Ну что, дружок, не видать тебе больше своей мамки». В эту же секунду мимо него промелькнул еще один комар, на что шутник тут же отреагировал: «Полетел к мамке доставлять похоронку». Хуа Эрлан снова засмеялся. Он понял, что не зря приехал в Яньцзинь, здешние жители любили шутки так же, как в свое время их любил народ из княжества Веселое. Тут в харчевню зашел еще один человек; сидевший за соседним столиком тут же его окликнул: «Ну что, уже сытый пришел, еще, наверное, и не пьешь по будням?» Хуа Эрлан сообразил, что это была шутка, обращенная к другу, в то же время ему стало любопытно, каким будет ответ на эту шутку, ведь сам он даром, что сын племени шуткарей, ничего стоящего придумать не мог; какого же было его удивление, когда вошедший, ничуть не раздумывая, выдал: «Это я вчера был сыт, а сегодня и от хорошей водочки не откажусь». Хуа Эрлана такой ответ настолько восхитил, что, засмеявшись, он даже захлопал в ладоши; забыв, что ест рыбу, он вдруг подавился костью, та застряла у него в горле и ни туда ни сюда; в считанные секунды он задохнулся и помер. Как окружающие не старались, спасти его не удалось, хозяин из-за этого сильно расстроился: пускай Хуа Эрлан и помер из-за рыбьей кости, но поскольку это случилось в его заведении, то выходило, что он к его смерти тоже причастен. Догадавшись по говору Хуа Эрлана, что он человек не местный, хозяин харчевни объявил, что должен срочно доставить умершего лекарю. Забросив на себя труп Хуа Эрлана, он вышел на улицу. Пройдя больше одного ли[37] и, убедившись, что вокруг никого нет, он подошел к Хуанхэ и сказал: «Ну что, братец, коли помер ты из-за смеха, то пока у тебя хорошее настроение, отправляйся-ка ты в рай». С этими словами он сбросил Хуа Эрлана в реку, «бултых» и все.
Прошло больше трех тысяч лет, а Хуа Эрнян продолжала думать, что Хуа Эрлан погиб где-то во время смуты, так и не дойдя Яньцзиня; все эти годы Хуа Эрнян находилась в Яньцзине, ожидая своего возлюбленного; а может, и забывая его; между тем Хуа Эрлан, которого она пыталась и дождаться и забыть одновременно, на самом деле уже пребывал в Яньцзине; ну, правда, уже не в самом Яньцзине, а на пути к Восточному морю, куда его несли бурлящие воды Хуанхэ.
Эта история была известна яньцзиньцам вот уже три с лишним тысячи лет, но среди них так и не нашлось смельчака, который бы отважился рассказать об этом Хуа Эрнян, и тем более преподнести ей эту историю в качестве шутки.
Это, пожалуй, самый смешной яньцзиньский анекдот.
Где Интао вышла на берег
В городе Цзюцзяне, что находится в провинции Цзянси, проживает много рыбаков, которые из поколения в поколение живут за счет того, что ловят рыбу в Янцзы. Они уходят на рассвете и возвращаются уже к сумеркам, после чего продают свой улов мелким торговцам. Был среди этих рыбаков молодец по фамилии Чэнь, народ звал его Чэнь Эргэ. Как-то раз на закате, возвращаясь к берегу, он заметил, как у носа лодки неожиданно бурно заплескалась вода и поднялись волны. Решив, что ему не иначе как встретился целый косяк рыб, рыбак радостно поблагодарил провидение за щедрый подарок и забросил рыболовную сеть. Когда же он стал вытягивать ее обратно, та показалась ему необычно тяжелой, в тайне он уже приготовился увидеть сразу несколько больших рыбин. Еле-еле он вытащил свою сеть и едва не потерял дар речи: вместо рыб в нее попалась прекрасная дева. Смерив взглядом рыбака и оценив его странный вид, она смахнула с лица воду и спросила:
– Братец, а какая сейчас эпоха?
– Эпоха Сун, – ответил Чэнь Эргэ и тут же задал встречный вопрос, – а вы кто?
– Меня зовут Интао, – теперь Интао поняла, что потоком реки ее занесло во времена эпохи Сун.
– Зачем ты бросилась в реку? – спросил Чэнь Эргэ.
– В двух словах не расскажешь.
Тут же на берегу стоял кабачок, который держал хозяин Сун, у него была жена, которую звали Лао Ма. Причалив к берегу, Чэнь Эргэ повел Интао в этот самый кабачок. Лао Ма, заметив, что Чэнь Эргэ пришел с промокшей с ног до головы девицей, тут же поинтересовалась:
– Чэнь Эргэ, ты где ее подцепил?
– Не подцепил, а выловил, выловил прямо из Янцзы, – ответил Чэнь Эргэ.
Испокон веков всегда находилось немало тех, кто хотел свести счеты с жизнью, а если таковые жили рядом с Янцзы, то утопленники никого не удивляли, поэтому Лао Ма тут же предложила:
– Раз спасли, надо поскорее обогреться.
«Обогреться» в сунские времена означало «обсохнуть», разместившись у жаровни с углем. Прежде чем «обогреть» девушку, Лао Ма дала ей одежду и предложила Интао переодеться; переодевшись в сухое, Интао искренне поблагодарила хозяйку.
Пока Интао грелась у жаровни, Лао Ма принялась ее расспрашивать:
– Судя по говору, ты не местная?
– Пока я сюда добралась, мне пришлось проделать нелегкий путь, надеюсь, тетушка, вы поможете мне здесь освоиться?
– Да такой прелестной девице я и жениха подыщу, ты не против?
– Полностью полагаюсь на вас, тетушка.
– А за своей семьей ты не скучаешь?
– Если бы скучала, то здесь бы не оказалась.
– А что так?
– В двух
