информацию и поклялся отомстить.
Испытывая ощутимую боль, вероятно, как от собственной потери, так и от потери друга, Святой поднимает взгляд и встречается с моим.
— Я знаю, что значит, что он отдает все это ради тебя, Алекс. Он отказался от этого, потому что твое завершение значит для него больше.
Между нами повисает многозначительная пауза.
— Потому что ты значишь для него больше, чем что-либо еще.
Внимание Святого снова переключается на его безымянный палец.
— Я бы пожертвовал всем ради своей женщины. — Он шумно сглатывает, и у меня на глаза наворачиваются слезы из-за свежей душевной боли, которая все еще держит этого человека в плену. — Он делает именно это. Без каких-либо условий.
Наступает долгая пауза, прежде чем его глаза встречаются с моими, и на губах появляется горько-сладкая улыбка.
— Он знает, что нет шансов, что ты простишь его. Но хочет, чтобы у тебя было все, что тебе нужно, чтобы двигаться дальше. Даже если это будет без него.
Я не отвечаю — не могу, потому что эмоции застревают у меня в горле.
Святой поднимается со стула, быстро допивая остатки своего смузи. Повернувшись, он ополаскивает стакан и ставит его рядом с раковиной.
— Мне нужно принять душ.
Он направляется в ванную, прежде чем бросить через плечо:
— О, и если поступит звонок, прими его для меня и запиши все, хорошо? Это быстро.
Исчезнув в ванной, Святой закрывает дверь с тихим щелчком.
Застыв на месте, я смотрю на дверь ванной. Какого черта? Включается душ, и до меня доносится слабое эхо пения Святого.
Обернувшись, я бросаю взгляд на сложную аппаратуру, расставленную на карточном столе, который в настоящее время служит ему кабинетом. К ноутбуку в изобилии подключены провода и гаджеты, и это выглядит так, словно магазин электроники выбросил большую часть своего инвентаря.
Звучит электронная мелодия звонка, заставившая меня подскочить от тревоги. На экране ноутбука мигает значок с длинной цепочкой цифр и надписью «Входящий вызов».
Страх пробирает меня до костей, когда я поднимаюсь со своего места и проскальзываю за ноутбук, игнорируя кресло. Святой говорил, что все должно быть быстро.
Как только принимаю вызов, на экране появляется изображение, и я понимаю, что это видеозвонок. И от открывшегося моему взору зрелища моя задница бесцеремонно плюхается в кресло.
Меня немного утешает, что он выглядит таким же ошеломленным, как и я.
— Э-э, я… не ожидал, что ответишь ты, — морщится Лиам, и я понимаю, что впервые вижу его не спокойным, собранным и умиротворенным. Он всегда был таким непроницаемым и замкнутым.
Но сейчас на его лице проступают тени уязвимости. Его волосы свободно ниспадают, обрамляя лицо, и мои пальцы так и чешутся пробежаться по ним.
Я делаю глубокий вдох, чтобы собраться с силами, и молюсь, чтобы в моем голосе не было эмоций.
— Святой только что пошел в душ. Он сказал, чтобы я сделала для него записи.
Карие глаза скользят по мне, как будто он изголодался по одному моему виду, прежде чем прочистить горло, готовый выложить всю информацию, о которой просил Святой. Но проблеск боли в его взгляде заставляет меня выпалить:
— Почему ты позволяешь мне пойти за Медведевым?
Он моргает, выражение лица заметно меняется, как будто тот готовится к эмоциональному удару.
— Сомневаюсь, что ты поверишь моим доводам.
— Попробуй.
— Потому что я люблю тебя.
Сердце замирает в груди, когда тоска разрывает его на части, и разбросанные осколки разлетаются во все стороны.
Его челюсть сжимается, в глазах появляется решительный блеск.
— Это моя единственная причина. Потому что я люблю тебя, Алекс. И хочу, чтобы тебе стало легче. Все, что угодно, что поможет тебе успокоиться.
— И чего ты ждешь взамен? — набрасываюсь на него, моя боль еще так свежа.
Его голос звучит так, словно он вырывается откуда-то из глубины его души.
— Ничего. — В этом единственном слове звучит законченность.
В его карих глазах вспыхивают золотистые искорки.
— Оглядываясь назад, я думаю, что с самого начала знал, что не смогу убить тебя.
Как будто сама мысль о том, что он мог причинить мне боль, причиняет ему страдания, его черты лица становятся опустошенными.
— Мне стало плевать на попытки заставить тебя заплатить за то, что твой отец убил мою семью.
Я крепко сжимаю губы, чтобы заглушить все, что мне так хочется сказать.
«Я скучаю по тебе».
«Я все еще люблю тебя».
«Черт возьми, почему я все еще люблю тебя?»
«Хотела бы я верить тебе, но не знаю, смогу ли когда-нибудь снова доверять тебе».
Лиам зажмуривает глаза, выражение его лица измученное. Проводя рукой по волосам, он сжимает затылок, наклоняя голову.
Когда его взгляд встречается с моим, из-за внутренней боли в глубине моих легких уходит весь кислород.
Его хриплый ответ заставляет меня осознать, что я высказала свою последнюю мысль вслух.
— Я знаю. И если ты когда-нибудь решишь дать мне еще один шанс, клянусь, я буду заглаживать свою вину перед тобой каждый чертов день до конца наших жизней. И докажу тебе, что ты можешь мне доверять.
Он сглатывает.
— Я пойму, если ты этого не сделаешь. Я не виню тебя. — Лиам удерживает мой взгляд, его голос становится нежным. — Но, черт возьми… Мне нужно, чтобы ты знала — несмотря ни на что, я буду любить тебя до конца своих дней.
Мы смотрим друг на друга, пока его слова доходят до меня, и они побуждают меня раскрыть правду.
— Мой дядя, Роман Чидози Медведев, заказал убийство твоей семьи. Это был не мой отец, не Григорий Юрченко. — Новая боль пронзает меня. — Сергей приказал убить его в декабре, перед тем как…
— Женщина, мне все равно, — выпаливает Лиам, постепенно повышая голос, на его лице появляется страдальческое выражение. — Неужели ты не понимаешь? Неважно, сделал это твой отец или нет.
Лиам плотно сжимает губы, раздувая ноздри, прежде чем понизить голос.
— Мне все равно, Алекс. Все, что меня волнует, — это ты. — В его голосе безошибочно угадывается поражение, хотя он повторяет это так тихо, что его едва слышно. — Все, что меня волнует, — это ты.
Дверь ванной резко открывается, и оттуда выходит Святой в чистых спортивных шортах. Он неторопливо подходит ко мне, хватается за спинку моего стула и смотрит на Лиама на экране.
— Привет, чувак. У тебя есть для меня информация?
— Да. — Взгляд Лиама скользит по мне, прежде чем сфокусироваться на его друге, и я вскакиваю, извиняясь.
Закрывшись в ванной, сажусь на крышку унитаза и упираюсь предплечьями в колени. Я по глупости думала, что выплакала все свои
