же подбежала к двери. Но была резко схвачена. Мужчина отнял от лица мою руку, схватил меня за подбородок, осмотрел скептическим взглядом. И тут я совсем психанула. Потому вырвалась из захвата, открыла дверь и заорала на всю комнату:
– Идите отсюда!
Феликс сначала опешил от такого поворота событий, так что я успела полюбоваться его весьма удивленным лицом. Но затем быстро пришёл в себя, подошел к двери, через которую я надеялась уйти, и захлопнул её почти перед моим носом. Я уже хотела запротестовать, но меня подхватили на руки одним рывком, и мы прошли до ванны. Он сел на бортик, посадил меня к себе на колени и вытер непонятно откуда взявшимся платком кровь, успевшую вновь набежать.
– Не буянь. Я не сделаю тебе больно. Просто… – мужчина провёл над моей головой ладонью и нахмурился, – проверю. Что…?
Дверь резко открылась, а я услышала воющие сирены и мигающие огни безопасности. Вильгельм влетел словно грозовая туча и направился к нам. Сперва он потрогал мой лоб, потом взглянул на тот же многострадальный нос, который был закрыт напитавшимся кровью платком.
– Что произошло? – только потом спросил папа.
Я развела плечами, нахмурилась и поняла, что спрашивает он не у меня.
– Я не могу просканировать, – произнес Вольтер, нахмурено глядя на отца.
– Щиты? – снова спросил Вильгельм.
Феликс усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:
– Которые я не смог бы пробить?
Вильгельм кивнул и тяжело вздохнул. Глаза его забегали, и мужчина сел на край ванны рядом с нами.
– Актиния Кери прибыла еще час назад. Словно чувствует что‑то, – пробурчал отец.
Вольтер хмыкнул, отобрал у меня платок, выбросил его в раковину и дал новый.
– Скорее сама натворила.
Меня сковала судорога, и я закрыла глаза от боли. Мужчины моментально отреагировали, подняв меня и куда‑то понеся.
То, что было дальше, происходило будто сквозь туман – боль затмила все. Я видела неяркие стены коридора в моей башне, потолок с его вечной лепниной и обескураженный вольтеровский взгляд.
– Она не вынесет портал, – спокойный и собранный голос Феликса.
Ну хоть кому‑то все равно. Мне бы его спокойствие. Или хотя бы силу. Думаю, будь я им, смогла бы сдержать стон от усилившейся боли.
Мысли мои оборвались резко, потонув в черной липкой грязи. Я сидела в ней, и она была везде: под ногами и руками, я ощущала ее всем телом. Она забиралась в уши, глаза, рот. Вызывала рвоту, удушение. Несколько раз я умирала, но вновь оживала. Мне было безразлично где я, и что со мной будет. Где‑то на задворках сознания плавились и сгорали мои мечты и желания. Где‑то там я растворялась в липкой грязи.
Но в этот раз было по‑другому. Свет полился откуда‑то сверху, затем все заполнила боль. Она поглощала абсолютно все. Мне казалось, что болеть всё тело одновременно не может. Оно и не болело… до этого момента.
Я села на кровати в своей комнате и сразу же упала обратно. Где же этот самый болевой шок? Я чувствую, как горит кожа по всему телу, или…?
– Введи ее обратно в стазис! – крик Вильгельма сквозь пелену.
Я услышала хруст и новый виток боли. Кажется, у меня сломалась нога. Новый хруст, мой вой и чей‑то крик.
– Кости перестраиваются, – спокойный голос бабушки, – не волнуйся ты так. Она выдержит.
А затем боль стала невыносимой и все стихло.
Грязь была прохладной, успокаивающей и очень приятной. Я легла, окунувшись в неё с головой. Мне стало легко. Я была расслаблена и счастлива. Зачем переживать о том, чего не существует? Меня же не существует?
А затем новый виток боли, и я захлебнулась. Кровь текла по глотке, перекрывая путь воздуху. Я села и выплюнула что‑то твёрдое и неприятное, будто… зубы. Боль уже казалась чем‑то обычным. Вновь заболела десна и, кажется, начали расти новые зубы. Очень быстро расти. Я вновь выплюнула кровь и закашлялась, чувствуя, что на мне нет места, которое не болит. Я упала на кровать и ощутила, как тело прилипает к ткани. Словно верхнего слоя кожи нет, а я прикасаюсь ко всему едва зажившими рубцами.
– … постоянно теряет сознание…
Голос папочки постоянно прерывался, да и был слишком далеко, чтобы услышать все.
– …она умрет… не останется… тебя…
Вольтер? А он то что здесь делает? Да еще и рычит опять.
Я падала в какую‑то пропасть без дна уже час. Я кричала, хватала ртом воздух, хотела ухватиться хоть за что‑нибудь. Но тьма не позволяла.
Солнце светило ярко и как‑то сочно. Хотелось петь и танцевать, благо огромное поле грамандинов позволяло и то, и другое. Быстрокрылые бабочки махали своими яркими синими крыльями и щекотали мне нос. А я морщила его и хохотала. Был рассвет детства, когда осознанная жизнь только начиналась. Мне было четыре года.
Наверное, это было самое лучшее воспоминание в моей жизни. Тогда, где все счастливы и рады. Тогда, где даже строгий и вечно хмурый отец находил время поиграть со мной в прятки или догонялки. Я часто выигрывала, добежав до ворот первая. А когда он меня догонял, то подхватывал на руки и подкидывал высоко‑высоко. Над замком разносился мой звонкий смех, а мама смотрела на все и улыбалась.
Знала ли я, что беззаботная детская игра скоро закончится, а это самое волшебное поле сожгут, оставив вместо прекрасного цветка, лишь пепел и пустырь?
Я подбежала к маме, ее теплые руки сильно сжали меня и куда‑то понесли. Но я еще не доиграла! Я хмурюсь и хочу обратно на полянку. Мама шепчет мне что‑то успокаивающее. Наверное, я в чем‑то провинилась, раз мы не идём домой. Она поворачивает меня лицом к груди и бежит дальше.
А сзади стоит волк. Огромный. Он рычит и смотрит на меня. Но я не боюсь, мама рядом, а значит я в безопасности. Не будь я Алессой Варг – волчьей принцессой, если бы я чего‑то боялась.
Волк скалит пасть и бежит в нашу сторону.
Боль сковывает все. Тело, измученное спазмами, отказывается слушаться.
Но, превозмогая боль, я открываю глаза. Мир стал ярче, но меня это мало волнует.
– Алесса?
Кажется, бабушка неправильно назвала мое имя. Или мне показалось?
– Детка, потерпи еще чуть‑чуть…
Она явно обращалась не ко мне, но смотрела на меня.
– Я ошиблась с переселением… ты не властна над ней… но скоро я отправлю тебя в новое тело…
В этот момент подлетел Вильгельм и оттолкнул бабушку от меня. Я упала на подушку, чувствуя, как вновь проваливаюсь в грязь.
На задворках снова слышны обрывки
