стеклянная ваза с фиолетовыми тюльпанами на круглом металлическом подносе, усыпанном маленькими белыми камешками, в центре стола. Высокие бокалы для шампанского. Пузатый графин с апельсиновым соком и кофейник с кофе. Сбоку на приставном столике ждет угощение: миска с ягодным ассорти, бейгели со сливочным сыром, яичная запеканка, бекон и тосты из французских хлебных палочек.
— Потрясающе, — говорит Бет. — Ты просто невероятная. Спасибо тебе за эту красоту.
Джилл отмахивается от комплимента и скрывается в кухне под тем предлогом, что у нее там еще что-то готовится. Бет выбирает место и берет со своей тарелки самодельную закладку.
Это «Основные тезисы для обсуждения на собрании клуба» с перечнем десяти вопросов, составленные Джилл и распечатанные изящным каллиграфическим шрифтом. Бет улыбается.
Примерно в это же время год назад они тоже собирались в столовой у Джилл. Только тогда вместо книги они обсуждали измену Джимми. Она помнит тот вечер так, как будто это было вчера и одновременно миллион лет тому назад. Она испытывала ужас, унижение, сходила с ума от беспокойства и была пьяна. В тот вечер она была уверена, что это начало конца.
Просто поразительно, какие перемены могут произойти всего за год.
Открывается входная дверь.
— Ау! — слышится чей-то голос.
— Заходите! — кричит в ответ из кухни Джилл.
Через несколько секунд в столовой появляются Кортни с Джорджией. На мгновение они замирают, оглядывая накрытый стол и Бет. Обе, кажется, вот-вот лопнут от нетерпения, точно дети, увидевшие под елкой кучу рождественских подарков.
— Бет! — восклицает Джорджия. — Я только вчера дочитала твою книгу. Хотя точнее будет сказать, уже сегодня, потому что закончила я в два часа ночи, не могла оторваться, пока не дочитала. Это просто потрясающе!
— А я еще несколько недель назад закончила. Прочитала в три присеста. И я умираю от желания ее обсудить, — говорит Кортни.
— Правда? — улыбается Бет, краснея от смущения.
Джилл заставила всех пообещать, что они не будут обсуждать книгу друг с другом до сегодняшнего дня, чтобы оставить все дискуссии до заседания их книжного клуба, где они смогут обсудить ее все вместе. Хотя Бет это требование показалось слишком уж диктаторским, даже для Джилл, она согласилась. Они все согласились. Однако Бет обнаружила, что сдерживать слово ей удается с огромным трудом. Она не находила себе места от беспокойства, каждый день на протяжении всего последнего месяца сражаясь с практически непреодолимым желанием поинтересоваться у всех своих подруг: «Ну что, ты уже прочитала? И как тебе?» Каждый раз, когда она разговаривала с Петрой, ее так и подмывало засыпать ее вопросами, особенно относительно концовки. Но она каждый раз прикусывала язык. Это были мучительно долгие тридцать дней.
Петра приходит следующей, неся под мышкой толстую стопку белой бумаги. Сегодня все они пришли на заседание их книжного клуба не с покетбуком, библиотечной книгой или с электронной книжкой, а с распечаткой — 186 страниц. Рукопись Бет.
Петра плюхает свою стопку на стол и улыбается:
— Это изумительно.
— Кто мог знать, что в тебе скрывается такой талант? Откуда ты вообще взяла все эти подробности? Ты знаешь какого-нибудь мальчика с аутизмом?
— Нет, — говорит Бет. — Это нельзя так назвать.
— Эй, я, кажется, только что слышала вопрос, — говорит Джилл, выходя из кухни с бутылкой шампанского в каждой руке. — Никаких вопросов, пока все не соберутся!
— Да, такое, конечно, просто так не напишешь, честное слово. Полное проникновение в его голову. Я его действительно поняла. Он мне понравился, — говорит Джорджия.
Бет обводит взглядом комнату. Джилл, Петра, Кортни и Джорджия. Обычно их всего пятеро, но сегодня стол накрыт на шестерых, и одно место все еще пустует.
И тут, словно по заказу, раздается звонок в дверь. Джилл улыбается Бет и идет к входной двери.
— Прекрасно выглядишь, — говорит Джорджия.
— Спасибо.
Заседание книжного клуба, созванное в ее честь для обсуждения книги, которую она написала, ее первого романа, потребовало покупки нового наряда. Бет специально съездила за ним в Хайаннис-молл. Софи поехала с ней. На Бет красно-оранжевое платье в цветочек, новые кремовые босоножки с открытым носком на танкетке и длинные висячие серьги, которые выбрала для нее Софи. Она даже слегка подкрасилась.
— А мне нравится твоя цепочка, — замечает Кортни. — Новая?
Бет накрывает ладонью мерцающий голубовато-белый лунный камень чуть выше ее сердца.
— Новая, — подтверждает она с улыбкой.
Джилл возвращается в столовую в сопровождении Оливии. В руках у нее распечатка. Бет встает и идет навстречу ей — ее фотографу, ее соседке, ее редактору, ее подруге — и обнимает ее.
— Спасибо, что пришла.
Положив руку на плечо Оливии, Джилл подводит ее к соседнему с Бет стулу и представляет всем остальным.
— Ну что, готовы? Давайте выпьем, — говорит Джилл, дожидаясь, когда все поднимут свои бокалы, — за Бет и ее прекрасную книгу!
— За Бет и ее книгу!
Все чокаются и пьют шампанское.
— Это единственное, что меня очень смущает в твоей книге, — говорит Кортни.
Бет сглатывает и ждет, чувствуя, как у нее начинает сосать под ложечкой.
— У нее до сих пор нет названия!
— Я знаю, — говорит Бет, испытывая облегчение. — Я никак не могу ничего придумать.
— Она и детей своих тоже долго никак не могла назвать, помните? — говорит Джилл.
Она права. Бедняжка Грейси почти неделю прожила безымянной, прежде чем они придумали для нее имя.
— А имя Энтони ты как выбрала? — спрашивает Джорджия.
Бет косится на Петру, потом на Оливию и улыбается, как будто собирается раскрыть им какой-то секрет.
— Не знаю. Мне просто понравилось это имя.
Она действительно не знает, почему никогда даже не рассматривала для своего главного героя никакие другие имена. И у нее нет ни одного знакомого, которого звали бы Энтони.
— У меня до сих пор слезы к горлу подступают каждый раз, когда я вспоминаю концовку, — говорит Джорджия.
— Я тоже плакала, — признается Джилл. — Меня пробрало до мурашек.
Бет вскидывает бровь и смотрит на Петру, затаив дыхание.
— Концовка просто идеальная, — говорит та.
Бет выдыхает. Она готова поклясться, что чувствует, как ее сердце улыбается.
— Спасибо вам большое. Мне тоже нравится концовка, — говорит она, переглянувшись с Оливией. — Это моя самая любимая часть книги.
Помнится, когда Бет только начинала писать эту историю, он казался ей совершенно чуждым и непонятным — этот мальчик с аутизмом, который не говорил, не выносил, когда к нему прикасались, не смотрел в глаза и который любил Барни, число «три» и выкладывать линии из камешков. Но чем дольше она писала, чем больше узнавала о его аутизме, тем больше и больше начинала обнаруживать между ними общего: она грызет ногти,
