руки вперед и зажмурилась. На запястьях темнели свежие следы от наручников и ударов.
Они никогда ничего не спрашивали, не пытались узнать, какую диверсию я планировала, зачем пришла сюда и кто мои сообщники, не говорили, что со мной будет. Просто делали то, что считали нужным.
Мой дед служил в армии, вспомнила я вдруг, и темное облако качнулось вокруг моей головы. Наверное, отец у него этому фокусу научился.
Секунды текли медленно, я стояла, тяжело дыша, ожидая, что сейчас он ударит. Может быть, один раз, может быть, два. А может, будет бить, пока я не упаду. Может быть, он выстрелит мне прямо между зажмуренных глаз. Может быть, они сделали это и с Коди.
Хуже всего, когда не знаешь. Тогда страх проникает в тебя, разъедает внутренности, как кислота, и ты живешь с дырой в груди, в которую вытекает все, что до этого составляло твою суть. Остается только черный, липкий, парализующий страх. Иногда мне казалось, что меня сейчас вырвет страхом.
Кто-то рассмеялся, а потом дверь захлопнулась. Я опустила руки и открыла глаза. Было все так же темно.
Может быть, в этот раз он просто ушел. Иногда они ничего не делали, просто смотрели, как я стою, как начинают дрожать от усталости мои вытянутые руки. Один раз я стояла так долго, что охранники трижды менялись.
А может быть, он сейчас откроет дверь снова. И снова рассмеется. Когда он учил меня драться, он тоже часто смеялся. Никогда не думала, что его смех будет звучать… так.
— Выход есть, — сказала я себе беззвучно, так же, как говорила уже много раз.
Язык был огромным и распухшим, с трудом ворочался в пересохшем рту. Я села на пол, обхватив колени руками, и принялась жевать влажный рукав. Руки мелко дрожали.
— Выход есть, просто я сейчас его не вижу. Я что-нибудь придумаю.
Но мысли путались, я не могла сосредоточиться. Слова потеряли свою силу. Правда заключалась в том, что я просто не способна была ничего сделать. От меня больше ничего не зависело. Вначале я еще думала о том, чтобы пройти через это и сохранить лицо, прикидывала, что я скажу во время допроса, как именно попытаюсь выкрутиться, но теперь… Мне просто хотелось, чтобы все это закончилось — с любым результатом.
И именно тогда дверь открылась, впуская в камеру полковника Валлерта.
Глава 23
Потом я узнала, что была глубокая ночь. Под глазами полковника залегли темные круги, подбородок покрывала щетина. Взгляд был холодным, пронизывающим. Таким взглядом смотрят через оптический прицел.
— Здравствуй, Корто, — сказал он. — Поговорим?
Какая-то сила вытолкнула меня из камеры, на запястьях снова защелкнулись наручники. Медленно переставляя ноги, я пошла вперед, за одним из безымянных охранников.
Поговорим — это хорошо. Это значит, что меня пока не собираются убивать.
Поговорим — это плохо. Они могут решить, что боль сделает меня более разговорчивой.
Идти было недалеко. Я шла, прикрывая глаза руками — свет был слишком ярким, и меня шатало из стороны в сторону.
Комната, в которую меня привели, была маленькая, с низким потолком, и в ней не было ничего, кроме серых стен, стола и двух стульев. На столе стояла бутылка воды, и, увидев ее, я уже не могла отвести взгляд.
Стул был прикручен к полу, а я через несколько секунд оказалась прикована к стулу — охранник набрал на браслетах код, разделяя их, потом с силой прижал мои руки к боковым рейкам, и они намертво зафиксировались. Я осталась сидеть — спина прямая, руки по швам, плечи вывернуты назад, дернешься — что-нибудь сломается.
Полковник встал напротив меня, протянул руку к бутылке с водой. Я следила за каждым его движением. Как он отворачивает крышку, не глядя подносит горлышко ко рту, делает пару глотков. Как снова ставит бутылку на стол. Как он сжимает пластик слишком сильно, и вода выплескивается, растекается лужицей на серой поверхности стола.
Захлопнулась дверь, мы остались вдвоем.
— Итак, Реталин Корто, — произнес полковник Валлерт. — Тебя и правда так зовут. Но вот все остальное, что ты рассказала о себе… Как тебе удалось обмануть сканер доктора Эйсуле?
— Я не обманывала, — прохрипела я. Блестящая лужица, отражающая свет единственной лампы, занимала все мое внимание. — Я говорила правду.
— И зачем ты пришла сюда?
Я попыталась вспомнить причину, которую назвала. Когда-то очень давно кто-то заставил меня выучить ее наизусть, но сейчас я ее не помнила. Не было ни воспоминаний, ни мыслей, только черное облако вокруг моей головы.
— Зачем ты пришла сюда, Реталин Корто? — повторил полковник Валлерт с нажимом, и в голосе его была угроза.
— Я просто хотела быть рядом с Коди, — сказала я еле слышно. Плевать, я больше не могу. — Можно мне воды?
— Когда ответишь на вопросы, — полковник снова взял бутылку, сделал еще несколько глотков. — Значит, ты знала, что твой брат здесь, так? Кто тебе сказал?
— Доктор… в Чарне.
— А как он об этом узнал?
— Я не знаю.
— Врешь, — улыбнулся полковник Валлерт. — Раз у тебя есть силы врать, значит, наш разговор будет очень интересным.
— Я не вру. Он не сказал, как узнал об этом. — В памяти всплыла картинка — подвал, низкий потолок, смуглый мужчина с белой татуировкой на лице говорит что-то о косвенных данных. — Он сказал, это косвенные данные. Это все.
— И эти косвенные данные он дал тебе — в обмен на что?
Если я скажу ему, он даст мне воды. Если я скажу, меня не будут бить.
— На лекарство от вируса Вентра.
Неожиданно полковник рассмеялся. С трудом я подняла голову, посмотрела на него — ему было весело, он искренне, от души смеялся. Потом смех так же резко оборвался, и он снова уставился на меня. Достав из кармана смятую пачку сигарет, он прикурил, глубоко затянулся и выпустил густой дым мне в лицо. Я закашлялась, и это словно послужило сигналом. В два шага он оказался рядом со мной и наклонился к самому лицу.
— Рассказывай, черт побери! — заорал он. Я сжалась на своем стуле. — Говори, что ты должна была тут сделать! Ты собирала тут данные — для кого?! Ты их передавала — кому?!
Его подожженная сигарета тлела рядом с моим лицом, так близко, что я чувствовала жар.
— Я ничего не собирала, — если бы я могла плакать, я бы уже плакала, но в моем теле не осталось воды. — Я сходила в Вессем и принесла ему информацию. Я не знаю, какую. Про вирус. Я в этом
