и я подумала — неужто это был сон? Себастьян, Рене, купидоны… Просто бред умирающей, не более того.
— Пришла в себя… Ну наконец-то, — мягкий баритон, прозвучавший где-то сбоку, заставил меня немного воспрянуть духом.
Я с трудом повернула голову и увидела Рене, сидевшего на самом краешке кровати. Он улыбался, и это вселяло некую надежду.
Выглядел Рене как обычно — то есть, как модель с обложки журнала. Идеально уложенные вьющие волосы, рубашка, сидевшая на нем, как на боге, как бы двусмысленно это не прозвучало… Но я подозревала, что модели не ходят по палатам простых смертных менеджеров, попавших под колеса автомобиля, а на врача он не тянул, значит, это все еще был мой брат.
К тому же, верхняя пуговица рубашки была расстегнута, и я рассмотрела тонкую цепочку, на которой он обычно носил свои песочные часы.
— Где я? — прошептала я.
— В реабилитационном центре, — пояснил Рене. — В столице. Ты потеряла сознание, и я подумал, что врачи справятся с этим лучше, чем магия.
— Я даже не знала, что тут есть врачи…
— Разумеется, есть! — хмыкнул он. — Или ты считаешь, что весь мир уповает на то, что они каким-то чудом никогда не будут болеть?
Я мягко усмехнулась. Что ж… Хотелось верить в то, что шутки Рене были не попыткой отвлечь меня от чего-то ужасного.
— Скажи, — прошептала я, — Себастьян…
— С ним все в порядке. Собственно, он бы с удовольствием торчал у тебя в палате, потому врачу пришлось едва ли не ремнями привязывать его к больничной койке, — вздохнул Рене. — И объяснять, что ты сейчас в более выгодном положении, чем он сам… Не бледней! — мужчина предупредительно вскинул руку. — С ним все в порядке, но раны все-таки были. Их уже залечивают, скоро будет как новенький, но тебе капают глюкозу, а ему — кровь. Сама понимаешь, есть разница.
— Но он…
— Жив и здоров, насколько вообще можно быть здоровым после произошедшего, — утвердительно кивнул Рене. — Я успел вовремя, не волнуйся.
— А Вериар? Димитрий? Дэн? И… — я запнулась. — Ты сам, Рене? Ты сам-то как?
Брат вздохнул. Последний вопрос, кажется, ему совершенно не понравился.
— Вериар летает. Привыкает к новым размерам. Прошли всего сутки, если тебе интересно, Эди. Кажется, дракон счастлив, но теперь он точно не влезет ни в какой Лабиринт… Обещал проверять снаружи. Твоих бывших купидонов мертвецы доставили в больницу. Кажется, произвели фурор своим костлявым видом, пришлось немного корректировать память бедной медсестре. Но в целом, нормально. Скоро все — и купидоны, и медсестра, — окончательно оклемаются и вернутся в привычный жизненный ритм. Больше никто из гражданских и не пострадал.
Я с трудом кивнула.
— А ты?
Затягивающаяся пауза мне не нравилась. Рене, казалось, подбирал слова, чтобы правильно охарактеризовать свое состояние.
— Мартелл потерял свое бессмертие после прикосновения к часам. Я думал, будет как с Базилием — тот просто состарился, но… Возможно, Мартелл согрешил больше. Или он не имел права претендовать на мой статус. В любом случае, от него осталась только горстка песка. Любовный патруль за содействие в полном составе потерял свое положение в общество и отправится в тюрьму. Мертвецов расшалившихся упокоил еще Вериар — они теперь с Мартеллом в одном состоянии… И в одной вазе, если тебя интересуют подробности.
Я молча смотрела на брата, ожидая чего-то еще.
— А я… — он закрыл глаза. — Я все тот же Хранитель Времени, что и прежде. И, как понимаешь, пока что нет желающих подержать в руках эти часы.
Я понимала. Мне хватило увиденного с головой, чтобы понять, что мало просто надеть на шею кулон, надо быть действительно избранным, чтобы выдержать эту тяжелую ношу.
— А остальные Истинные? — взволнованно спросила я. — Ведь они тоже пытались тебя свергнуть! Не мог Мартелл сам…
— Они остаются в прежнем статусе.
Мне надо было только посмотреть в ясные синие глаза Рене, чтобы все понять.
— У меня нет доказательств, — развел руками Рене. — Они говорят, что Мартелл творил все у них за спиной, и у меня нет оснований опротестовывать эти слова. Они клянутся в своей предельной верности мне и тем ценностям, что мы проповедуем, мониторы показывают куда лучшие показатели, чем прежде… Истинные даже взялись выполнять работу любовного патруля, причем с такой охотой и рвением, словно они перед этим лично втыкали в людей отравленные стрелы. Может, так и было.
Я попыталась привстать, но Рене уверенно надавил ладонью мне на плечо.
— Врач прописал тебе постельный режим.
— Но…
— За меня не беспокойся. Ближайшие лет десять они будут сидеть, как мыши под веником, и не посмеют мне противостоять, а за это время я уж как-нибудь найду способ их приструнить. Или сделать так, чтобы не существовало больше Истинных, способных его разрушить. Так что, Эдита, выше нос! Тебе ли плакать? Все будет отлично!
Я с трудом выдавила из себя улыбку. Ни в какое «отлично» не верилось, хоть Рене и говорил об этом достаточно уверенно.
— Мы со всем справимся, — пообещал он. — И давай забудем о дурных новостях. У меня также есть одна замечательная.
— Какая?
— Я скоро стану дядей, — расплылся в улыбке мой брат.
— Дядей? — удивилась я. — А кто ждет ребенка?
Он взглянул на меня, как на умалишенную, и хмыкнул себе под нос.
— Ну вообще-то, — протянул Рене, — ты. И не говори мне, что ты об этом не знала!
Я уставилась на него так, словно сегодня увидела впервые в жизни, и тихо переспросила:
— Я? Я беременна?!
— Ну конечно! — воскликнул Рене. — Ты… Ты всерьез сейчас? Ты не знала о том, что ждешь малыша? Ну как, Эдита?! Пятнадцатая неделя!
Я с ужасом посмотрела на свой живот. Сейчас он был прикрыт одеялом, и я даже не могла определить, увеличился он или нет, но помнила, что в последнее время я влезала не во всю свою одежду. Списывала это на неправильное питание и все также продолжала бегать в одних и тех же штанах, не заботясь ровным счетом ни о чем.
— Я немного заработалась… — прошептала я.
— А токсикоз? — во взгляде Рене мелькнуло подозрение.
— Ну, меня тошнило…
И я очень долго почти не могла смотреть на привычную еду, но разве ж это повод заботиться о своем здоровье и бежать к врачу? Я не знала, как устроена медицина в этом мире, а дома меня тоже порой тошнило, когда я съедала что-то не то. Отравление было куда более логичным объяснением, чем беременность!
— И голова покруживалась, слабость была, — со вздохом созналась я, чувствуя на себе пристальный взгляд Рене. — Но я решила, что это пройдет,
