Книга Ночь роя - Роберт фон Штейн Редик

Исик наклонился вперед и коснулся ее плеча свободной рукой. Она напряглась, но не отстранилась, и опустила руку в Залив.

Они вчетвером сидели там, неловко балансируя, а каноэ подпрыгивало, как пробка. Сутиния дрожала. Исик почувствовал себя дураком. Неужели император Магад должен нас бояться? Что именно мы можем ему сделать?

Некоторое время ничего не происходило: одинокая мурт-девушка смотрела на воду. Затем пришло оно: прикосновение, холодное, потустороннее и наэлектризованное. Маленькие руки сжали его ладонь и поворачивали ее, чувствуя сквозь плоть распухшие костяшки пальцев. Сутиния подпрыгнула; они тоже прикоснулись к ней. Она начала дрожать, и Исик крепче сжал ее плечо. Что, Питфайр, случилось с ней на Неллуроке?

Руки мурта отдернулись.

— Готово! — сказал симджанин. Сутиния выдернула руку из воды и съежилась. — Не бойтесь, леди С, это все, что от нас требуется. Это немного похоже на то, как расписываться в получении жалованья, говорит капитан Грегори, или просить разрешения подняться на борт судна. И прелесть этого в том, что мурты никому не позволяют пересекать свою территорию, кроме нас, флибустьеров. Капитан Грегори заключил сделку, старый хитрец... ух!

Мурт-мужчина всплыл, как тюлень, прямо рядом с Сутинией. Ведьма не вскрикнула, но отшатнулась и едва не опрокинула каноэ. Мурт оскалил зубы. У него была белоснежная борода и серьезные глаза, одежду на плечах украшали ракушки.

Сутиния все еще размахивала руками. Исик заключил ее в объятия. «Успокойтесь! Он не нападает!» Но даже контрабандисты были ошеломлены; это не было частью обычной процедуры. Мурт положил сверкающую от воды руку на планшир и заговорил.

Все вздрогнули. Голос был наполовину деревянной трещоткой, наполовину визжащим альбатросом. Мурт выжидающе смотрел на Сутинию, но перепуганная ведьма только покачала головой. Нахмурившись, мурт поднял палец, указывая на небо.

— Пааа. — Рот и шея существа напряглись от усилия. Звуки, которые он издавал, теперь отдаленно напоминали человеческие и исходили из глубины его желудка. — ...п-нааааааа...

— Повернуть? — прошептал симджанин.

— Паааааах. Паааааааах риипестрееееее. — Мурт поднял палец повыше, все еще глядя на Сутинию.

— Плохо, что? — спросил талтури.

— Тыыыыыыы... помооооо... мыыыыы... помооооо... илииии всеееее м-м-мыыыыыррр...

— Мур?..

— Му-муррррррррррррд.

— Мурт? Море-мурт?

— Муррррррд! Мууурррррррррррррррд!

— Мертвы, — сказал Исик.

Море-мурт указал на него. Затем он направил палец на себя, на остальных в каноэ и, наконец, описал рукой широкую, охватывающую все вокруг дугу.

— Все, — сказала Сутиния. — Все убиты вместе чем-то, упавшим с неба.

Существо кивнуло. «Тыыыыыыы... помооооо», — повторило оно, и на этот раз слова прозвучали как мольба. Потом оно погрузилось в воду, и больше они его не видели. Но когда они отчалили, юная мурт-девушка все еще сидела, наблюдая за ними с места крушения, и теперь Исику показалось, что ее зеленые глаза наполнены печалью.

Исик хлопнул себя по лбу, на пальцах осталась кровь. Крабовые Болота. Таинственная адская дыра, неисследованная военно-морским флотом Арквала, скрытая за смерть-ловушкой Призрачного Побережья. Исик представлял себе краткое путешествие с течением прилива, затем укрытое на глубоководье судно с императрицей в каюте, окруженной охраной из толяссцев. Но когда они плыли по зыби среди камышей и черных деревьев, симджанин небрежно заметил, что они прибудут вовремя, к ужину.

— Никто же не ужинает так поздно, верно? — спросил Исик.

Мужчина в замешательстве оглянулся на него. Затем он улыбнулся:

— Я имел в виду завтрашний ужин, дядя. И это если мы поторопимся и не будет шквала.

Исик испугался, что это будет мучительное путешествие. Его колено горело, он не мог его разогнуть, ночь была холодной, и ему нечем было занять руки. Но все обернулось гораздо лучше, чем он ожидал. Каноэ уже произвело на него впечатление среди кораллов и затонувших кораблей; здесь, в Болотах, оно стало подлинным откровением. Оно разрезало воду, как нож, поворачивало, как рыбы-ласточки, скользило по мелководью там, где весельная лодка села бы на мель. И когда поток сузился и их нашли насекомые, двое мужчин потребовали, чтобы пассажиры легли плашмя. Благословенное облегчение! Наконец-то его нога выпрямилась! Он передал птицу-портного симджанину; Трут любил любого человека, который, подобно «другу Исику», сражался со смерть-дымом. Затем молодые люди приступили к действиям: они перераспределили груз, натянули на верх каноэ что-то вроде марли и закрепили ее с обоих концов, оставив себя незащищенными, но защитив Исика и Сутинию от насекомых или их основной массы.

Назвать это недостойным было бы преуменьшением: Исику пришлось уткнуться лицом во влажное и грязное дно каноэ. Сутиния лежала к нему спиной. Когда он перевернулся и случайно задел ее ногу, она лягнулась.

— Держись от меня подальше, ты, старая вонючая ящерица!

— Мадам Сутиния!

— Лучше поспи! Эта ночь будет достаточно отвратительной и без всего этого!

Исик чуть не рассмеялся. О сне не могло быть и речи. Его опьяненный разум скакал галопом. Они, вероятно, уже прошли миль десять и с такой скоростью преодолеют еще пятьдесят или шестьдесят. Шестьдесят миль в глубь Болот! Это означало, что императрица не недооценивала угрозу, исходящую от Сандора Отта. Это означало, что она имела некоторое представление о том, что нужно, чтобы остаться в живых.

— Он посещает шлюх, — сказала Сутиния ни с того ни с сего.

Исик издал звук вежливого удивления.

— Сейчас он почти не утруждает себя тем, чтобы это скрывать. Может быть, это лучше, чем ожидать, что я ничего не скажу, притворюсь, что не замечаю того, что он делает. И все же я его ненавижу. Я его ненавижу с того самого дня, как мы поженились.

Сердце Исика бешено колотилось. Он сказал:

— То, что я увидел, не было похоже на ненависть.

— Он развратник и свинья, — сказала Сутиния. — Но ты должен признать, что это уже кое-что — заключить мир с море-муртами, пользоваться их защитой, добиться свободы передвижения по этой стране озер и болот.

— Он заключил мир? Грегори, лично?

— От имени своих любимых флибустьеров, конечно. Понемногу, год за годом. Он вел себя как ребенок, но каким-то образом это сработало. Он разбрасывал среди обломков кораблей мешки с золотом, стеклянные украшения и бусы. Он приближал лицо к воде и кричал: «Подарки для людоедов! Давайте, поиграем в маскарад! Никто из нас не будет смеяться. И мы не воры, не колонисты и даже не рыбаки. Мы такие же сироты, как и вы». И