Телла мельком увидела вытатуированную у него на коже черную розу и могла бы посмеяться над тем, насколько очевидным это изображение с самого начала делало личность Данте. Затем он дернулся, явив взору тыльную сторону запястья, как раз под шрамом, который он заработал в последнем Каравале.
Она схватила его за руку. Он поморщился, но не стал сопротивляться, когда она закатала манжету его рукава.
Телла ахнула так резко, что в груди разлилась боль.
– Божьи зубы! – привычно выругалась она.
На тыльной стороне его запястья, испортив одну из изящных татуировок, появилось зловещее клеймо в форме звезды, точно такое же, как на лице Терона.
Она попыталась убедить себя, что он пошел на это только ради карт, а не ради нее самой. Чтобы заполучить силу Мойр, и только. Все же ей казалось неправильным, что Данте позволил заклеймить себя таким необратимым образом.
– Что ты им пообещал? – спросила она.
– Это не имеет значения. Я сделал это ради тебя – и готов повторить снова. – Данте перевернул запястье, ухитрившись взять ее за руку. Он по-прежнему не удостоил Колоду Судьбы ни единым взглядом. Его темные глаза неотрывно смотрели на нее, как будто она и была его призом.
И, черт подери, она ему верила!
Однако все происходящее казалось совершенно неправильным.
Будь Данте Легендо, ему должно было быть все равно, и он бы не глядел на нее так, точно она только что разрушила его мир своим поцелуем. Он бы посмеялся над ней за то, что она, дурочка, влюбилась в него. Вместо этого он наклонился ближе, словно тоже был влюблен в нее. При этом он не вырвал карты у нее из рук и не пустился бежать, бросив ее одну на ступенях из лунного камня. И сердца ее он не разбивал.
А она не должна была разбить его сердце.
Наконец Телла совладала со своим бешеным сердцебиением. Она не сможет сделать то, что должна. Не заберет у него больше, чем уже взяла. Джексу придется найти другой источник силы, чтобы освободить Мойр и ее мать.
– Тебе нужно уходить отсюда, причем немедленно. – Телла рывком высвободила руку. – Я воспользовалась монетой невезения Джекса прямо перед твоим приходом, и сейчас он на пути сюда. Он намерен украсть твои силы и освободить всех Мойр.
Данте, наконец, опустил глаза на карты, зажатые в руке Теллы. Она до сих пор не могла заставить себя думать о нем как о магистре Караваля. Считается, что мифы и легенды куда лучше правды. Совершенные, идеализированные мечты и кристально чистые надежды, слишком безупречные, чтобы существовать в реальности. Именно так она могла бы его описать, если бы не появившееся на его лице беззащитное выражение, ранившее куда глубже, чем разочарование.
– Ты хочешь отдать карты Джексу?
– Мне очень жаль, – отозвалась Телла. Она крепче сжала колоду пальцами, но Данте не предпринял ни малейшей попытки отнять ее, хотя на его челюсти дернулся мускул, а костяшки пальцев побелели, как будто внутренне он едва сдерживался.
– Ты поступаешь так из-за своей матери, правда? – спросил он.
– Я думала, что мне наплевать на нее, но ведь она моя мать. У меня к ней так много вопросов. Кроме того, я не в силах перестать любить ее, несмотря на все, что она сделала. – Голос Теллы дрогнул. – Я не могу позволить тебе уничтожить ее вместе с богами и богинями Судьбы.
Данте разрывали противоречивые эмоции – сожаление и решимость.
– Если бы я мог освободить твою мать, то сделал бы это. Но единственный способ вызволить кого-то из плена карты, не разрушая проклятия, – это занять его место.
– Я и не прошу тебя освобождать ее, – возразила Телла. – Я лишь прошу тебя уйти до появления Джекса.
Она толкнула Данте в грудь, однако он был непреклонен и не сдвинулся с места. Запаниковав еще сильнее, она снова толкнула его, но он не сопротивлялся – и не уходил. Он не испытывал страха, поскольку пребывал во власти куда более худшего чувства – надеялся, что Телла выберет его. Он не обратился в бегство и не отобрал у нее карты, потому что хотел, чтобы она сама отдала их ему.
Быть может, он вообразил, что сумеет победить Джекса в бою – если тот, конечно, появится. В любом случае, Телла все равно кого-то потеряет: либо мать, либо Данте.
С другой стороны, возможно, удастся спасти их обоих.
Поначалу эта идея казалась хрупкой, но, как и все мысли, она становилась тем сильнее, чем больше Телла ее обдумывала. Все это время она считала Джекса единственным, кто способен освободить ее мать. Но ведь Телла и сама могла бы занять место Паломы! Во время спектакля Каспар показал, как это сделать. Телле всего-то и нужно, что написать свое имя на карте кровью. В ее венах еще пульсировала кровь, которую Данте и Хулиан использовали, чтобы исцелить ее; если ее смертной крови было недостаточно, эта – магическая – должна была сделать свое дело.
Раньше подобное казалось невозможным, и больше всего на свете Телла боялась попасть в ловушку. Но, похоже, любовь – такая же потусторонняя сущность, как и смерть. И поскольку Телла теперь открыла для себя возможность любви, та не переставала преследовать ее и казалась гораздо более могущественной, чем смерть.
В прошлом она недооценивала любовь, считала романтику сродни похоти, но прямо сейчас думала лишь о спасении Данте и своей матери, а не себя самой. Это сделало ее бесстрашной, какой она никогда не была прежде.
Используя острый край материнского перстня с опалом, Телла проколола кончик пальца достаточно сильно, чтобы пустить кровь.
– Что ты делаешь? – вскричал Данте.
– Можешь забрать карты, но пообещай мне, что уйдешь до того, как здесь появится Джекс. – Она прижала кровоточащий палец к карте, в которой томилась в заточении ее мать.
– Телла, – более настойчиво повторил Данте. – Что ты делаешь?
– Веду себя как герой.
– Нет! – взревел Данте, сообразив, наконец, что она задумала. – Телла, не делай этого. Твоя мать бы этого не одобрила.
Он потянулся за картой, но было уже слишком поздно: Телла успела написать на ней свое имя кровью.
– Я все решила, – сказала она и попыталась улыбнуться. Наконец-то она стала героем, даже такой страшной ценой.
Ее губы задрожали, из глаз потекли горячие слезы.
– Телла! – Данте прохрипел ее имя, как будто тоже был на грани слез. – Ты мне, вероятно, не поверишь, но я никогда не хотел, чтобы это случилось с тобой. Когда я планировал игру, то знал лишь, что твоя мать спрятала карты, но и понятия не имел, что она сама – пленница одной из них. – Он прижал подушечки больших пальцев к ее щекам, но чем больше слез вытирал, тем больше их капало. – Мне так жаль, что я тебя подвел.
Она приникла лицом к его рукам. Она и помыслить не могла, что Легендо станет просить прощения, ведь он ни в чем не виноват. Она сделала свой выбор. Могла бы решить по-другому, если б захотела. Телла не знала, сколько времени пройдет, прежде чем заклинание вступит в силу, но предполагала, что это случится скоро. Поскольку у ее истории не будет счастливой истинной концовки, по крайней мере, стоит попытаться пережить последний хороший момент в ее преддверии.
