Генерал Скотт сокрушенно покачал головой.
– Я вовсе не безумец, дитя мое, – неодобрительно произнес он. – Просто всегда поступаю, как считаю нужным. Очень просто.
– Святая простота!
– Хотите немножко привести себя в порядок? – неожиданно предложил генерал. – С сестрой повидаться?
– Мне казалось, вы собирались нас убить?
– Если к приходу Ричарда вы будете уже мертвы, это затруднит мои с ним переговоры, – пояснил генерал. – А я хочу знать, что на самом деле случилось в тот вечер. – Голос генерала едва заметно дрогнул, но лицо оставалось абсолютно спокойным.
– Я хочу увидеть Франческу, – заявила Кэссиди.
– Логично. – Генерал помог ей встать и вручил свою трость. – Вот, так вам будет легче. Между прочим, эта трость в свое время принадлежала самому великому генералу – Дуайту Эйзенхауэру. Я гордился этим величайшим своим сокровищем.
Пальцы Кэссиди сомкнулись вокруг изящного резного набалдашника из слоновой кости. Нет, силенок использовать эту трость как оружие у нее еще не хватает. Пока. Но потом она непременно пустит ее в ход.
– Отведите меня к Франческе, – потребовала она.
– С радостью.
* * *
В глубине души Ричард порадовался падению Кэссиди. Она не смогла бы взобраться на почти отвесный утес, но и остаться внизу не согласилась бы. Духу ударить ее еще раз у него не хватило бы; это Ричард знал наверняка, сердце до сих пор обливалось кровью при одной лишь мысли об этом. Хотя, окажись он приперт к стенке, и кто знает? Ричард давно уже убедился, что в экстремальной ситуации способен на все.
Только подъем по неприступному утесу позволил бы ему оказаться вне пределов досягаемости проклятых видеокамер Скотта. Техника не позволяла генералу расставить их на крутом обрыве, да и необходимости в этом не было. Никто не пошел бы на столь верное самоубийство. Ни один человек, находящийся в здравом уме.
Но Ричард уже давно не был уверен, что находится в здравом уме. Странно, но именно возвращение из мрачной тьмы позволило ему осознать глубину бездны, в которой он находился. Впрочем, сейчас ему было не до рассуждений. Ричард твердо знал, что собирается сделать, и был готов заплатить за содеянное собственной жизнью.
В свое время он увлекался альпинизмом, однако при восхождениях пользовался самым современным снаряжением, да и скалы не покрывала предательская ледяная корка. Ричард попытался на мгновение представить, что будет, если он сорвется. Но тут же отмел эту мысль прочь. Он не сорвется. Не может сорваться. Он убьет Эмберсона Скотта, уничтожит его голыми руками, постарается, чтобы смерть генерала была как можно более болезненной.
А потом покончит с собой.
Глава 21
– Мерзавец! – в сердцах воскликнула Кэссиди.
Франческа лежала на кровати неестественно спокойная. В первое мгновение Кэссиди ужаснулась, решив, что ее сестричка уже мертва. На ней была надета незнакомая розовая рубашка с кружевами, обнажавшая длинные ноги. Пальцы Кэссиди непроизвольно сомкнулись вокруг набалдашника трости.
– Я ее не трогал, – заверил генерал. – Разве что немного пощупал, когда переодевал. Полюбовался, разумеется. Она прелестна. Совсем еще неиспорченная. У нее уже была менструация, не знаете?
Кэссиди с трудом удержалась, чтобы не замахнуться на него тяжелой тростью.
– Да, – солгала она.
– Жаль, – вздохнул генерал. – Я предпочитаю чистеньких. Не опоганенных кровью. Впрочем, в ее случае я, пожалуй, сделаю исключение. Как с Дианой. От моей девочки я так и не смог отказаться. Да не печальтесь вы так, Кэссиди, она ни о чем не узнает. Я дал ей лошадиную дозу наркотика, чтобы она случайно не пришла в сознание. А потом, когда я с ней закончу, пуля в висок, и дело сделано. Безболезненно и чисто. Я ведь человек не жестокий.
Кэссиди смерила его убийственным взглядом.
– Мне казалось, вы любите только собственных детей, – резко сказала она.
Генерал усмехнулся.
– Не говорите глупости, дитя мое. Я солдат. Почему, по-вашему, меня стали привлекать дети? Война ведь не щадит никого, в ней гибнут все – и стар, и млад. А с дочкой своей я начал спать лишь потому, что вернулся домой, к так называемой цивилизации. Ну и потому, конечно, что ей самой этого хотелось.
– Я не хочу это слышать! – закричала Кэссиди, затыкая уши.
– Ей было пять лет, – невозмутимо продолжил генерал. – А ванная вон там.
Кэссиди едва успела добраться до туалета, где ее тут же вывернуло наизнанку. Желудок Кэссиди был пуст, и болезненные спазмы сотрясали тело в мучительной агонии, пока она не обрушилась без сил на холодный, выложенный кафелем пол, опустошенная и измученная.
Подошел генерал и, остановившись над ней, включил свет, ослепительный свет.
– Зря вы не выпили травяной чай, Кэсси, – укоризненно промолвил он. – Или хотя бы виски.
– Уйдите! – простонала она.
– Разумеется, милая. Я просто хотел выразить вам искренние соболезнования по поводу кончины вашего папеньки. Кажется, он вчера умер? Да, мы с ним враждовали, но было у нас и кое-что общее. Любовь и преданность наших дочерей. – С этими словами он удалился, прикрыв за собой дверь.
Прошло немало времени, прежде чем Кэссиди смогла пошевелиться. С превеликим трудом, опираясь на умывальник, она встала. Глаза ее были сухи, слез, чтобы оплакать Шона, уже не было. Казалось, слезы пересохли навсегда.
Схватив белоснежное махровое полотенце, Кэссиди принялась судорожно стирать с лица запекшуюся грязь. Потом посмотрелась в зеркало и ахнула – она была страшна как черт. Возможно, впрочем, что и черт не посчитал бы такое сравнение лестным для себя. Проковыляв к ванне, Кэссиди уселась на край и осторожно стянула с ноги отяжелевшую от влаги и грязи кроссовку, а затем сняла мокрый носок. Лодыжка распухла и приобрела лиловый оттенок. Кэссиди не знала, перелом у нее или просто растяжение, но это ее и не волновало. Если понадобится, она уж как-нибудь сползет с горы с бесчувственной Франческой на спине.
Покинув ванную, все еще озябшая и мокрая, но умытая и чуть более опрятная, Кэссиди захромала к кровати. Франческа лежала в прежней позе, недвижимая и холодная, со слегка приоткрытым ртом и какая-то увядшая, без тени прежней девичьей живости. При виде сестренки сердце Кэссиди оборвалось.
– О, малышка моя, – запричитала она, гладя Франческу по лбу. – Не бойся, я не позволю ему над тобой надругаться. Я тебя вызволю, вот увидишь…
Веки Франчески едва заметно дрогнули, а из губ донеслось еле слышное: «Я в порядке». Слова эти прозвучали настолько тихо, что Кэссиди даже подумала, а не померещилось ли ей это. Но вдруг глаза Франчески приоткрылись, и Кэссиди успела разглядеть, что они горят яростным огнем.
– Пока он не смотрел, я выплюнула почти всю эту дрянь, которой он меня напичкал, – прошептала Франческа. – Будь поосторожней, Кэсси, у него тут на каждом шагу камеры понапиханы.
