его во время разговора держать руки под столом – по татуировкам на пальцах запросто читалась вся его лихая биография. – Поэтому сейчас надо подумать и о варианте, когда власть восстановится, – а вот тогда вы о нас вспомните. А чтоб вы не забыли – мы вам поможем, чем сможем. – Примерно на такой ноте мы завершили встречу в баре при одной из городских бань.
Я выступал пятым по счету. Ведущий митинга махнул мне рукой, я поднялся по ступенькам, подошел к микрофону и оглядел площадь: столько людей напротив себя я видел впервые в жизни, и все они ждали моих слов. В толпе развевались флаги, а когда я произнес свое имя и название партии, десятки тысяч голосов ухнули разом и приветственно закричали, выдыхая клубы пара в холодный воздух этой безумной зимы…
Напряженный график последних дней – встречи с союзниками, митинги, ночные бдения, встречи с бандитами, депутатами, чиновниками, которые еще оставались формальной властью на местах и желали сохранить свои позиции в случае, если мы одержим верх, – не оставлял достаточного времени даже для сна.
Я не успевал общаться со своей любимой, а жена попросту перестала выходить на связь – только присылала фото и видеозаписи подрастающей дочки. У нее уже должны были закончиться деньги, которые я дал перед отъездом: прошло больше полугода и несколько месяцев с момента, когда она рассказала о другом мужчине.
Внезапной передышкой оказался вечер после большого митинга – недолго посидев с парнями в баре напротив площади, я отправился домой, а они продолжали обсуждать перспективы событий, в которых мы теперь принимали непосредственное участие.
Наскоро перекусив, я открыл ноутбук – в диалогах с женой не было новых сообщений, от любимой – тоже. Только я успел переключиться на чтение новостей, зазвонил телефон, и это была любимая.
– Зачем, зачем ты выступил на этом митинге?! – нервно говорила она.
– Ну что значит зачем?! – впервые я всерьез разозлился, разговаривая с ней. – Сказал, что думал!
– Ну зачем, зачем это все… – продолжала она. – У меня сейчас есть время. Можем встретиться?
Моя вспышка гнева тут же прошла, но настораживал ее уж слишком трагический тон.
– Конечно, конечно, я могу!
Мы договорились увидеться на площадке у моря, где любили, сидя прямо в машине, уплетать китайскую еду. Я ехал на место и вспоминал, как она танцевала на парапете, а морские брызги окатывали ее стройную фигуру.
Теперь здесь было пустынно, морозно и светло от снега – на спуске к морю машину немного занесло, и я выкатился на открытое место. Ее машина уже стояла там, я припарковался рядом, не надевая куртку, вышел и открыл пассажирскую дверь ее авто. Она всегда включала в машине свою музыку, но сейчас в салоне было тихо и темно.
– Привет… – не глядя на меня, сказала она. Я видел ее профиль на фоне снежных бликов за стеклом машины, ее красивые губы и длинные ресницы.
– Привет. – Я положил ей руку на колено. Она опустила голову и накрыла мою ладонь своею.
– Зачем ты выступал на этом митинге? Ты что, не понимаешь, что будет? – Она все так же не смотрела на меня.
– Что будет? – Мне стало не по себе от ее спокойного, уверенного тона.
– Все уже договорились давно. Разве ты не видишь, не понимаешь? Они останутся у власти, а вы попадете в очередную историю, вас просто столкнут лбами, как щенков! – Она с болью посмотрела на меня и отвернулась.
Я не смог ничего ответить и уставился в лобовое стекло.
– Мы больше не сможем видеться. – Она привстала, оперлась о подголовник моего сиденья и потянулась куда-то назад. Присев обратно, она положила мне на колени раскрытый глянцевый журнал. Главный разворот занимал фотоотчет с кинофестиваля, в самом центре на красной дорожке снимок запечатлел великолепную пару: это была она в черном платье-футляре чуть ниже колен и меховой пелерине цвета темного шоколада, черные туфли на высоком каблуке завершали образ, полуулыбка и немного растерянный взгляд были устремлены прямо в объектив. Она держала меня под руку, мы шли по красной дорожке, и в наглаженном костюме я выглядел самым счастливым парнем на свете – впрочем, именно так я тогда себя и чувствовал.
– Нас часто видели в разных местах, разные люди. Мне часто задавали неудобные вопросы. Теперь это, – она сделала паузу, – лежит во всех ресторанах и клубах города. Я просто уже не знаю, что мне делать…
У меня в голове еще звучали ее слова «мы больше не сможем видеться», но их перебили ее негромкие рыдания.
– Но почему? – спросил я, понимая весь идиотизм своего вопроса, и она зарыдала еще сильнее. Мне захотелось свежего воздуха, и я опустил дверное стекло, выпуская натопленный жар в морозный вечер.
– Значит, сказка закончилась… – Я подвинулся к ней ближе, притянул обеими руками и целовал ее глаза, полные слез. Без слов открыл дверь, подошел к своей машине и сел на капот.
Она чуть опустила свое стекло и сказала:
– Надень куртку. – Мы смотрели друг другу в глаза еще с минуту, она отвернулась и включила задний ход, я смотрел вслед ее необычному авто. На повороте, где меня занесло, ее машина немного замешкалась, пробуксовала и с визгом рванула наверх. Я мерз во влажном воздухе и бездумно выпускал пар изо рта. Черное море громко било волнами о берег и увлекало мои мысли в свой стремительный поток.
Я отчаянно погрузился в бесконечные встречи, совещания, планы, собрания, митинги. Усмирив амбиции предводителей всех групп, мы смогли собрать их в просторном зале информационного агентства, которое финансировал шеф племянника. Пришли, однако, не все: некоторые из подобных мне лидеров хотели единолично рулить всем процессом и вырабатывать совместной линии не желали.
Здесь собрались бывшие военные, спортсмены, журналисты, преподаватели, добровольные войсковые объединения, общественные лидеры. Договориться о чем-либо было практически невозможно: предложения звучали самые разные – от штурма оружейных комнат полиции и контрабанды оружия из соседней непризнанной республики до написания общей с ней конституции и присоединения к ней же или к соседней Федерации.
Мы переглядывались с племянником и без слов понимали друг друга: все казалось полным бредом и ни к чему не вело. Слово взял бывший спецназовец:
– До тех пор, пока мы думаем так – мы бунтовщики. Для власти, для горожан, которые просто наблюдают и не вписываются в конфликт. Мы должны получить легитимность в их глазах. А для этого необходимо заставить наших местных идиотов, которые все еще сидят в кабинетах городской администрации, признать столичную власть незаконной и провести выборы, на
