хотел было возразить, что сегодня он ответственный за сон супруги, но я предостерегающе посмотрел на него. Прикрикнул ментально: «Ты слишком нетерпелив!» Наше противостояние, осталось незамеченным женой. После активной прогулки, Дариа выглядела уставшей и сонной.
Когда мы пришли с Дарией в её комнаты, там уже находился Эдвард, в пижаме и халате — готовый ко сну. Взглянув на него, Дариа хмыкнула, и не говори ничего прошла в ванную комнату.
— Дариан, я сам справлюсь, не нужно вмешиваться, — взглянув на меня исподлобья, мрачно проговорил Эдвард.
— Держи себя в руках, энергетика жены всё ещё нестабильна! — предостерёг я брата, и ушёл в свой кабинет порталом.
«Сам же установил правила, значит надо их соблюдать. Говорил о равенстве всех мужчин Дарии, и теперь эти слова вышли мне боком. Впрочем, если сейчас я сам не возьму себя в руки, позже будет совсем тяжко. Я всегда буду знать с кем любимая женщина проводит ночь. Кто её целует, ласкает, и заставляет извиваться от страсти. На кого томно будут смотреть её глаза». Не желая мучить себя домыслами, переместился из кабинета в свою спальню, переоделся и применил к себе заклинание сна. «Магия всегда поможет заглушить мою ревность», — подумал я, прежде чем провалиться в глубокий сон.
Эдвард
Вечер с Дарией в целом прошёл неплохо. Мы вкусно поели, поговорили, играли и флиртовали. И даже Дариан появился вовремя. Правда, я не горел желанием видеть брата с потемневшим от ревности взглядом. Но именно его ревность помогла мне вздохнуть с облегчением. Думал, брат меня не замечает, и ни во что не ставит. Однако, он приревновал меня к Дарии, следовательно, считает меня достойным соперником. Понимание этого придало мне смелости ослушаться Дариана. Переместиться в комнаты жены, и вернуть себе право провести с ней ночь. «Конечно, провести ночь — громко сказано. Будем спать в одной кровати. Но и это уже шаг к сближению. А в следующий раз я точно не позволю Дарии спать…»
Мне пришлось быстрее лечь в кровать. Забраться под одеяло, чтобы скрыть своё возбуждение. Сквозь ткань пижамных штанов, напрягшийся член был слишком заметен. Я лёг поудобнее, заложив руки за голову. Ожидание немного нервировало: «Что Дариа так долго делает в ванной? Принимает душ?» — я прислушался к звукам льющейся воды за стеной.
Представил, как жена стоит под потоком воды. На её гладкой коже тысяче капелек замирают на миг, а потом устремляются вниз, собираясь в крохотные ручейки. «Я был бы не против стать таким ручейком на коже любимой, — размечтался я, и напряжение в паху усилилось. — Успокойся, Эдвард. Нужно подождать… Почему же всё так неправильно?! Когда Дариа будет готова к близости, мне придётся ждать её приглашения — того дня или ночи, когда она меня выберет. Это унизительно!»
Я вспомнила женщин в гареме своего дяди. У него их не меньше сотни. Многих я даже не помнил в лицо. «Если дядя спит с ними по очереди, то получается два-три раза в год. Кажется нет… Он занимается сексом, пока новая наложница ему не надоест или не забеременеет. А затем забывает о ней навсегда. Ему не нравятся рожавшие женщины. И под рукой всегда есть молоденькие пассии, все же брат короля. У меня положение явно получше будет: я хотя бы никогда не стану сотым в очереди!»
Дверь ванной открылась, вышла Дариа в длинной строгой сорочке, с распущенными волосами, длинною до колен. «Вроде бы волосы у жены раньше были немного покороче, — отметил я. — Намотать бы их на руку, и держать так Дарию во время близости. Причинять лёгкую боль, как бы принуждая к соитию… Может я внутренне хочу наказать Дарию за неверность? — поймал я себя на странных фантазиях. — Но по большому счёту, жена спала только с Дарианом и Лайсом — со своими мужьями! Мне не за что её наказывать… Может быть позже, если Дариа согласится поиграть со мной, изобразит в постели мою наложницу…», — мысли снова убежали в неверном направлении. Напряжение внизу живота стало слишком сильным.
Между тем Дариа легла в постель. Накрывшись одеялом, повернулась ко мне спиной и пожелала добрых снов. Её хрупкие плечики, красивый изгиб шеи, запах — всё в ней будило во мне желание обладать. Она вся для меня была соблазном. Выдавив из себя пожелание спокойной ночи, тоже повернулся на бок, лёг к жене спиной.
Так и пролежал всю ночь, даже не попытавшись заснуть. Вспоминал своё знакомство с Дарией, женитьбу и годы ожидания. Дариа уснув, повернулась ко мне. Потом сложила на меня руки и ноги. Её прекрасное тело, скрытое лишь тканью сорочки, находилось совсем близко, рука лежала возле моего паха. Появился соблазн, переместить её ручку немного, положить на возбуждённый член. Но я отогнал крамольную мысль подальше. «Для ласк ещё будет время… Я больше никогда не отпущу от себя Дарию. Пусть хоть две ночи в год, но она будет со мной, будет моей. Будет сгорать в моей страсти».
Под утро Дариа прижалась ко мне всем своим гибким телом. Но я уже бы спокоен. Возбуждение перегорело во мне, оставив после себя горечь неудовлетворённого желания и лёгкую боль в паху. «Это ерунда, магия всё исправит…»
Римейн
Весь день я провёл на службе. С группой оперативников выслеживал тёмного мага. Но наводка оказалась ложной. В последнее время тёмные маги стали очень осторожными, их осталось не больше десятка. Большую часть их ордена с помощью Дариана и Эдварда удалось истребить. Оставшихся мы пытались выследить, как можно скорее. Они уже достаточно зла причинили жителям Паллейна.
Тёмные маги — тайный орден, созданный на Паллейне приспешниками веры Тассита. Целью существования ордена служит желание истребить самых сильных магов нашего мира. Чтобы когда наступит заветный час возмездия, и маги Нйеллапа откроют заслон, между нашими мирами, никто не смог оказать им сопротивление.
Тёмные маги убеждены, что Нйеллап — светлый мир, а наш родной — тёмный и злой. Они считают себя обязанными привести жителей Паллейна к свету, уничтожив их всех до одного. Их вера абсолютно фанатична, как и вера иномирных магов. Они ослеплены своим якобы великим предназначением в этом мире. Желают войти в историю, как мессии-освободители. Их невозможно переубедить в обратном. Фанатизм — неизлечимая духовная болезнь.
Глубоко вздохнув, я повернулся к окну. В свете уличных фонарей на брусчатку городской площади, слетали крупные хлопья голубого снега. «Конечно, Паллейн — несовершенный мир, но он мне родной. Я люблю его, таким как есть. Сердце сжимается от боли, когда я думаю, что однажды он исчезнет
