еще полоснуть! – в его руках появилось самодельная заточка. Подросток начал сопротивляться, но незнакомый заключенный крепок сжал его руки между ног.
– И вышел он на другой день, и вот, два еврея ссорятся; и сказал он обижающему: зачем ты бьешь ближнего твоего? – подойдя, словно пастор, сказал им Мартин.
Обижающий резко обернулся, и бросил лезвие, при виде охранника с винтовкой. Он скатился с подростка и сам припал к земле.
– Гер охранник, только не убивайте, – взмолился он, без доли былой дерзости, – всё этот щенок, – указал он пальцем на подростка, – понимаете он…
– Заткнись и проваливай, – не желая слушать оправданий, сказал Мартин, – а ты, – он кивнул на подростка, – останься. – Незнакомый заключенный незамедлительно встал и покинул то место.
– Встань, – скомандовал Мартин, тщательно скрывая радость, что наконец до него добрался – Расскажи, как ты сюда попал? – парень удивленно посмотрел на него.
– Пару лет скитался по стране, пока меня не поймали.
– А до этого?
– Что? – переспросил парень.
– До того, как ты начал скрываться, где и кем ты был? – скалясь, спросил Мартин, и подросток сделал шаг назад.
– Еще ребенком я учился в религиозной еврейской школе, тут, в Мюнхене. – его голос стих, вместе с дыханием охранника. Глаза Мартина открылись. Замок спал с дверей памяти. Хрустальная ночь, беспокойная и шумная. Погромы, грабежи или как принято называть «Народная месть». И этот парень. Тот пухлый ребенок, который сбежал. Его испуганные, но полные решимости выжить глаза – вот что запомнил Мартин. А сейчас? Худоба отлично замаскировала подростка. Глаза еще не покинул дух жизни, но смирение постепенно обволакивало его.
– Что вы со мной сделаете? – спросил парень.
– Ничего. Иди, – сухо ответил Мартин. Мальчик из религиозной школы Мюнхена, с опаской повернулся, оставив охранника за спиной, и медленно пошел.
– Эй, подожди, – крикнул Мартин ему вслед, тот остановился, и вжался худой шеей в костлявые плечи.
– М?
– Прости меня, если сможешь. – Ему показалось, что парень кивнул и затем, ускорив шаг, он ушел прочь. Мартин тяжело вздохнул и посмотрел вверх, на небе сияла полная луна.
***
– Да нормально всё, правда, – отвечал Мартин, натужно улыбаясь. Он стоял на выходе из родного дома с двумя набитыми продуктами сумками. Мать не унималась и продолжала расспрашивать.
– Точно? Кормят хорошо? Там не опасно? А условия?
– Всё хорошо, мам, считай военный, но не на фронте, Я всего лишь в шестнадцати километрах от вас.
– А для меня, словно в шестнадцати тысячах, – сказала Селма, – Там же все эти заключенные, преступники, ненормальные.
– Мам, у меня оружие, а по периметру вышки с охраной, к тому же, заключенные довольно обессилены и… – он прервался, чтобы не сболтнуть чего лишнего. Большинству лагерь представлялся как обычная тюрьма. Да, тюрьма с крематорием и строгим режимом, ни для кого это не было уже секретом, но более того было неизвестно.
– Обессиленные, потерявшие надежду люди, порой самые опасные, – сказала Селма. – Ты часто теперь будешь приезжать?
– Не знаю. Но чаще. Раз в неделю, или в две. Теперь, когда я там освоился, мне это позволяют.
– Это прекрасно. В доме часто так не хватает мужчины.
– Эй, мам, отец еще найдется. Я уверен.
– А я совсем не уверена, – тихо сказала она и посмотрела на сына, – Так, приедешь, курицу съешь в первую очередь, а то пропадет, вон какая жара стоит, – Селма указала на улицу, где над раскаленной дорогой дрожало марево. – И съешь сам, а не делись со своим этим стариком приятелем!
– Томас не такой уж и старый, – усмехнулся Мартин.
– Ты сам называл его старым.
– Ну, для меня все старые.
– Ну, спасибо, сынок.
– Ма, я же не…
– А, Роза.
– Мартин! Ты же не собирался уже уходить? – спускаясь по лестнице, спросила Роза, одетая в просторное платье, в котором был почти не заметен живот.
– Нет, конечно. Пока не взгляну напоследок на свою прелесть, никуда не уйду, —Роза хихикнула в ладошку.
– Звучит слишком слащаво для грозного охранника, – сказала Роза, подойдя вплотную к жениху.
– И ему разрешается порой быть простым человеком.
– А ты изменился, – Роза провела ладонью по копне его темных волос, и Мартин почувствовал, как пробежала приятная дрожь по всему телу.
– Это плохо?
– Ни плохо, ни хорошо. Просто, кажется, ты стал взрослее.
– Эй, мама, слышала? Я уже совсем взрослый!
– Пора бы вам уже обвенчаться, взрослые мои. Я знаю одного священника, он может сделать всё быстро.
– Мам, я же тебе говорил. Сначала должны быть готовы документы, разрешающие вступить в брак.
– Придумают же! Еще лет десять назад такого не было. Если два человека любили друг друга, они просто шли, и заключали брак. А это всё…
– Такие сейчас порядки, уж прости, – пожав плечам, сказал Мартин.
– Не дело беременной не замужней ходить, – пробормотала Селма, словно старуха пуританка.
– Это ничего, – повернувшись к будущей свекрови, сказала Роза, – я сейчас всё равно почти никуда не хожу. Мартин, – она снова обратилась к жениху – здесь такая тоска без тебя!
– Да, мы с тобой умели загулять в своё время.
– Это время было всего полгода назад…
– А как будто бы больше, намного больше.
– Я могу переехать в этот городок, Дахау, снимем там жилье и тогда будем вместе каждый день.
– Нет! – воскликнул Мартин, и женщины удивленно посмотрели на него. Мысль о том, чтобы растить ребенка возле лагеря и труб зловонного крематория вызвало отвращение. – То есть, зачем? Я скоро продвинусь по службе, и смогу каждый день приезжать вечером домой, в Мюнхен. А что тебе этот Дахау, так деревня.
– Лучше в деревне с тобой, чем одной в городе, – произнесла Роза и смиренно опустила голову.
– А когда-то ты и видеть меня не хотела.
– Считай ты взял меня своей настойчивостью, – вздернув вдруг нос, ответила она. «Если бы дело было только в этом. Ведь я для тебя, последняя связь с ним. Не уйди брат на фронт и всё было бы иначе. – Мартин лишь улыбнулся ей в ответ, погладил её по щеке, и дотронулся до живота. – «Да и какая на самом деле разница».
– Я должен идти.
– Иди. Не надо растягивать момент расставания. Главное возвращайся.
– Эй, женщины, – сказал громко Мартин и поднял руки, – вы меня не за океан провожаете, всего лишь в пригород, максимум на две недели, не вешать нос, ну!
– Мой маленький оратор, – усмехнулась мать.
– Ешьте хорошо, не перетруждайтесь, но дом держите в чистоте и порядке, – скомандовал он.
– Вот теперь я узнаю прежнего Мартина, – торжественно сказала Роза.
– Иди, уже. Нам и правда пора бы заняться уборкой. Ушли те дни, когда Амалия делала всё за
