согнувшись пополам. Я тут же бросаюсь к ней. Поднимаю, прижимаю к себе. Подруга ревет мне в плечо.
— Полечка, пожалуйста, тише, — нежно глажу ее по волосам, а у самой тоже глаза на мокром месте.
— Даша… Он был с другой… В одной кровати, голый… Он занимался с ней сексом… Я сама видела…
Истерика мешает Полине говорить, она заикается и жадно глотает воздух.
— Как он мог, Даш?? Он же мне в любви клялся…
Витя стоит растерянный в стороне и не знает, как реагировать. Я тоже не знаю, что сказать. Как утешить подругу в такой ситуации? Кажется, какие слова ни произнеси, все будут звучать глупо.
— Ох, Поля… Он тебя не достоин.
Знаю, по-идиотски и банально. Но ничего лучше я не могу придумать.
Подруга отрывается от моего плеча, громко шмыгает носом и растирает по лицу слезы.
— Да. Он меня не достоин.
Открывает сумочку, достаёт мой паспорт.
— Вот, держи.
— Спасибо, — забираю документ.
— И я уезжаю в Париж. К счастью, они так никого и не взяли на вакансию, которую мне предлагали. Не знаю, когда вернусь. Может, никогда.
Слова подруги звучат, как гром среди ясного неба.
— Уезжаешь…? — растерянно бормочу.
Как я без нее? Без моей любимой Полинки, лучшей подруги…
Ох…
На глаза наворачиваются слезы.
— Да, уезжаю. Я все решила. Он мне не нужен. Я никогда его не прощу. Измену не прощают.
Согласно киваю. Конечно, измену не прощают.
— Так что давай, Даш. Пока. У меня завтра утром самолёт. Не знаю теперь, когда еще увидимся. В ближайшее время не планирую приезжать в Москву. Не хочу даже одним воздухом дышать с этим подонком. Окунусь с головой в карьеру и попробую забыть эту сволочь, как страшный сон.
Мое сердце разбивается от услышанного. Полина была так счастлива со Стасом! Она летала, парила, ее глаза горели. А как она радовалась, когда Стас сделал ей предложение. Не могла налюбоваться на кольцо.
— Пока, — произношу с горечью. — Я буду очень по тебе скучать.
— И я по тебе.
Мы крепко обнимаемся и стоим так, наверное, с минуту, после чего Полина уходит. Я еще долго не могу шелохнуться, глядя на удаляющуюся спину подруги.
— Идём? — голос Вити заставляет меня встрепенуться.
— Д-да, конечно, — мы разворачиваемся к загсу и направляемся к ступенькам. — Скажи честно, ты знал?
— Нет! Да и не верю я! Стас реально любит Полину. Не мог он.
— Она застукала его с другой! Хочешь сказать, это было не то, что Полина подумала?
— Не знаю. Все равно не верю. Я слишком хорошо знаю Стаса.
Закатываю глаза.
— И что теперь? Полина от него уходит?
— Да. Ей еще в мае предложили работу в Париже в нефтегазовой компании, она отказалась из-за Стаса. Теперь согласилась и уезжает.
— То есть, она не простит Стаса? — так удивляется, как будто Полина должна была простить столь гнусный поступок.
— Измену не прощают! — рявкаю.
— Когда любят, и не такое прощают.
Замолкаю, прикусив язык. Мне ведь Витя простил свадьбу с другим мужчиной.
Эпилог
Дни идут, а меня никто не ищет. Постепенно я перестаю оглядываться на улице и вздрагивать после каждого стука в дверь. Жизнь налаживается. Мы с Витей тихо женимся и делаем небольшой вечер только для самых близких. Присутствуют мама Вити, Соня и Дима с ребенком, Стас.
На последнего без слез не взглянешь. Расставание с Полиной изрядно его подкосило. Всегда жизнерадостный и весёлый Стас теперь похож на тень самого себя. Даже бросил гонки и выставил на продажу свою «Феррари». На нашей свадьбе глушит алкоголь стакан за стаканом и почти не разговаривает, а под конец вечера и вовсе засыпает, упав головой на стол.
С ностальгией вспоминаю то время, когда мы вчетвером — я, Витя, Полина и Стас — куда-нибудь ходили. Наши двойные свидания были веселыми. А теперь я даже и с Полиной не общаюсь. Вернее, она со мной. Я несколько раз писала ей первой, спрашивала, как дела. Подруга отвечала не сразу и односложно что-то вроде «все нормально» и никогда не писала мне первой. В итоге я перестала ей писать, и наше общение прервалось.
Обидно, что она не хочет со мной общаться. Главное, я не понимаю, почему. Думает, Витя знал об изменах Стаса? Думает, я знала? Но что уже теперь гадать. Полина уехала и не хочет никого из нас знать.
Два раза в неделю я хожу к психологу. Хоть я и стала чувствовать себя спокойнее, а кошмары с цепями и ошейниками никуда не ушли. Просыпаюсь посреди ночи и дрожу от страха, пока не понимаю, что это был сон. Знаю, что если не проработаю свою травму, будет только хуже.
С мозгоправом говорю много и обо всем. Рассказываю про маму, про детские страхи, про отчима. Особенно много про отчима. Сама от себя не ожидала, что буду столько о нем говорить. Психолог рекомендует закрыть гештальты, поговорив с отцом и задав ему все интересующие вопросы.
Мысль о том, чтобы навестить отчима в сизо, посещала меня и раньше. Я гнала ее прочь. Зачем? Что это даст? Он продал меня Керимовым, для чего мне его навещать? Но мозгоправ считает, что это нужно в первую очередь для меня самой. Тогда я соглашаюсь. Витя не хочет меня отпускать, но в итоге соглашается.
С уже внушительным животом, который никак не скрыть, я еду в сизо. Тюрьма — не самое подходящее место для беременных, но я стойко терплю досмотры, грязные коридоры, вонь. Наконец-то сажусь на высокую табуретку напротив грязного стекла и беру в руки сто лет немытую трубку.
Появляется папа. Увидев меня, искренне удивляется. Кажется, постарел лет на пятнадцать. Седины и морщин стало больше.
— Я тебя уже и не ждал, — хмыкает в трубку.
— Привет.
— Привет.
Что еще сказать? Не знаю. Просто смотрим друг на друга. Глаза отца опускаются на мой живот. Снова удивляется.
— Ты же не думал, что я в самом деле сделала аборт?
— Проклятая немка и тут меня провела, — хохочет. — Пригрел змею на груди.
— Знаешь, я подумала, ты очень плохо разбираешься в людях. Не видел опасность в Эмме Фридриховне, считал бесхребетной меня, слишком доверял Керимовым. Я уже молчу о том, что женился на корыстной женщине, которой
