За спиной у Гиви приглушенно шептались лучники и копейщики. Им было неуютно.
Под копытом гивиного верблюда что-то хрустнуло. Гиви осторожно скосил глаза, ожидая увидеть, понятное дело, человеческие кости, выбеленные песком, однако мул наступил лишь на изящное чрево узкогорлого расписного кувшина. Из кувшина сочилась загустевшая жидкость с резким запахом. Мул чихнул, презрительно сморщив губу.
П— чш-чхи!!! -отозвалось эхо…
— Туда, — хриплым от скрываемого страха голосом произнес Масрур, — там укрылись проклятые!
— Интересно, — пробормотал Шендерович, озирая голые угрюмые скалы, — что они тут жрут? Питаются чем?
— Джинны? — удивился Масрур, — питаются?
— Наверное, с караванов кормятся… Людей они едят, а Дубан? Или нет?
Гиви осторожно потянул носом. Никакой застарелой органикой, неизбежной спутницей любой человеческой стоянки, тут не пахло. Пахло, почему-то, ржавым железом. Ветер, с неизменным постоянством дующий из расщелины, словно исходил из огромной раскаленной духовки с приржавевшими противнями…
— Разъяренный ифрит может сожрать сына Адама, — пояснил Дубан, — однако, скорее для удовольствия, нежели по необходимости. Я полагаю, питаются они тонкой материей, навроде пламени, исходящего из той бездны…
— Тут есть бездна? — шепотом спросил Гиви.
— О, да, — буднично отозвался Дубан, — Там, за стеной…
— С языками пламени?
— О, да… — в голосе Дубана прозвучала даже некоторая гордость за такую качественную бездну.
— И что там?
— Это неназываемо.
— А нам туда?
Звездозаконник проницательно взглянул на Гиви из-под мохнатых бровей.
— Ежели бы нам было туда, — сказал он, — то будь наш царь времен высотой с башню, а силой — с сотню ифритов, я, пожалуй, отказался бы следовать за ним, даже если бы он угрожал мне смертью за неповиновение. Нет, о, везирь, длинные слепые тоннели ведут туда, в самое сердце гор. А караванная тропа, все же, хоть и проходит по местам темным и опасным, однако ж, задевает их лишь самым краешком…
— А-а, — сказал Гиви, которого это объяснение скорее встревожило, нежели успокоило.
Аль— Багум вдруг фыркнула и попятилась.
— Ага! — сказал Шендерович.
Густая лиловая тень так резко пересекла путь, что, казалось, тропа растворилась в чернильной луже. Скалы сомкнулись над головой, образовав свод… впереди чернел непроглядный мрак, намекая на темные дела, черную руку и вечную ночь…
Шендерович приподнялся в седле, поводя царственной головой из стороны в сторону.
— Эй! — крикнул он, сложив руки рупором, — выходите! Я иду!
— Миша, — усомнился Гиви, — может, не надо так кричать? Это ж тебе не суккуб, причем один-одинешенек!
— А как ты их иначе выманишь? — высокомерно произнес Шендерович. — Эй, вы там! Отродья змеи! Ваш царь пришел!
— ХА-ХА, — гулко откликнулся мрак.
Воины за спиной у Гиви зашептались, кони хрипели, прижимая уши и выкатывая белки глаз
— Повелитель, — неуверенно произнес эмир.
— Все в руках всемогущего рока, — безнадежно заметил Дубан, который, казалось, уже утратил способность волноваться.
Воины взвыли.
Из мрака вырастали призрачные фигуры.
Сначала Гиви принял их просто за фиолетовые пятна, какие начинают светиться в глазах, когда долго вглядываешься во тьму. Затем, к ужасу своему, он увидел, как бесформенные кляксы начали обретать очертания — гигантские, разбухшие руки и ноги, чудовищные головы, зеленоватый, лиловый, белесый свет переливался внутри призрачных тел, точно раствор в стеклянном сосуде.
Аль— Багум, вообще чуткая к сверхъестественным явлениям, заревела так, словно ее уже резали.
— Миш-ша, — прошептал Гиви.
— Ш-ша! — откликнулась пещера.
— Мама дорогая! — охнул Шендерович.
Джинны на глазах уплотнялись, на пустых лицах прочерчивались огненные пузыри глаз, отверзались рты, чудовищные руки отрастили сначала пальцы, а затем и когти…
— Миша, сделай же что-нибудь!
Сзади послышался удаляющийся топот сотни копыт. Каким чудом всадникам удалось развернуть лошадей в узком ущелье, для Гиви оставалось загадкой. Аль-Багум хрипела и слепо тыкалась в стены. Гивин мул безнадежно пытался встать на дыбы, а мул Дубана печально развесил уши, как и его хозяин смирившись с неизбежным. Один лишь Масрур твердой рукой удерживал своего жеребца, с удил которого летели хлопья пены…
— Миша, ты же говорил, что их нет, если в них не верить!
— Так я уже верю! — орал в ответ Шендерович, пинком разворачивая Аль-Багум.
* * *
Скалы мелькали мимо, точно уносимые потоком воды. Гиви несся, втянув голову в плечи — позади слышался тяжкий топот и низкое уханье. Впереди мелькала мужественная спина Шендеровича.
— Сичас! Сичас! — выкрикивал Шендерович, взлетая над горбами Аль-Багум, — сичас! Выманим их на солнышко…
— Миша! — орал Гиви, — умоляю! Скорее!
— Да сделай же что-нибудь, ежели ты и впрямь зул-Карнайн! — непочтительно завопил Масрур, — ибо сожрут нас и костей не оставят!
— Солнце! — откликнулся Шендерович, которого тряска с размаху швырнула обратно в седло, — Солнце их истребит! Так, звездочет?
Молчание.
— Где Дубан? Где этот мерзавец?
— У-ХУ-ХУ!!! — выли за спиной джинны. Спину Гиви обдало порывом раскаленного ветра.
Впереди маячило светлое пятно. Аль-Багум, почуяв спасение, прибавила ходу и теперь неслась тяжелым галопом, копыта ее, ударяя о камень, высекали ослепительные во мраке искры. Гивин мул последовал ее примеру.
— Вперед же, о, неустрашимые! — вопил эмир, подгоняя жеребца и одновременно размахивая кривой саблей.
Гиви показалось, что он извлек саблю в расчете конкретно на Шендеровича.
Мамочка, думал он в тоске, не те, так эти…
Закатный свет был густым, точно липовый мед… Они вырвались наружу, ослепленные тучей песка, взвихренной удирающим отрядом добровольцев. Джинны, оказавшись под угрозой прямого попадания солнечных лучей, несколько замешкались. Гиви видел, как они, слабо фосфоресцируя, толпятся в устье пещеры…
— Ну? — выдохнул эмир, припадая к конской холке.
— Что — ну? — осторожно переспросил Шендерович,
— Они почему-то не хотят истребляться!
— Да, — согласился Шендерович, — засели… окопались… Ну ничего. По крайней мере, дальше они дальше не пойдут…
