веселая, в новенькой брезентовой робе, мы весело переименовали ее из «туни» в плотницу, Люда, гордясь своей «спецурой», как принято здесь называть брезентовую куртку и вообще спецовку, рассказала, что сегодня для начала ее заставили собирать стружку, носить опилки, подбирать щепки. Мы веселились.
— Да ты же у нас теперь не туня, а стружка-опилка, знатная плотница! Дай-ка хоть спецуру померить.
Я вырядилась в куртку, надела берет, новые огромные брезентовые рукавицы и важно ходила по комнате с видом не то пожарника, не то охранника какого-то! Девчонки валились от смеха.
17 сентября. Закончили кладку слесарки, перешли на земляные работы. Осенью и весной с гор мчатся потоки воды, грязи… Вот мы и рыли весь день траншею под водосливные каналы. К вечеру от лопаты ныли плечи, руки. А вечером надо было в первый раз ехать на дежурство в дружину. Поехала. Явилось человек пятьдесят с нашего правого берега. Меня включили в пятерку Степана Ивановича Антипина. Он — слесарь с водоотлива в котловане. Коммунист.
Наш участок от площади Строителя до кинотеатра «Юность». Кругом было тихо-мирно. Если честно признаться, то даже хотелось, чтобы произошло какое-нибудь ЧП. Понимаю разумом, что радоваться надо: мирный Дивногорск ровно дышит, без перебоев, а в чувствах — другое. Очень уж хочется героичности, показать, на что ты, дружинник, способен. «Суньтесь, кому охота». А соваться-то, оказывается, никому неохота. Я шла и читала стихи:
Идет патруль по городу.
Округа вся мертва.
Шагами тишь распорота:
раз-два, раз-два, раз-два.
Наши шаги звенят по сосновым закоулкам, отдаются в березовых коридорах,
Идет патруль по городу —
шаги, шаги, шаги…
На все четыре стороны —
враги, враги, враги…
А здесь спят кругом в домах уставшие, умаявшиеся за день гэсовцы, мои товарищи по стройке, а я, тоже гэсовец, не сплю, печатаю свои «шаги суровые» по такой молодой дивногорской земле, и совсем-совсем мне славно, как будто у меня на голове шлем со звездой, и тревожное сердце границ не знает, что мне еще надо? Ничегошеньки-то мне не надо, «Остановись, мгновение, ты прекрасно», потому что выше этого редкостного прикосновения к душе ничего и быть не может на здешней планете,
И я иду, и я иду —
ремень вошел в плечо, —
Несу звезду, мою звезду,
что светит горячо.
Какой ты был тогда, парень из стихотворения Луговского, патрулировавший по озябшей красной Республике Советов? Тогда еще не было земли такой — Дивногории, но ведь ты мечтал о ней, коммунар?! Так давай вдвоем, вместе пошагаем по земле твоей мечты, А ну-ка давай подержу твою винтовку, небось ремень плечо тебе нарезал: разомнись, отдохни, а я хоть чуточку с ней пройдусь. Знаешь, парень, завидую я тебе до боли, но ведь и ты нам, сегодняшним, завидовал?! Ну конечно. Вот мы и встретились. И до чего же в ногу нам с тобой шагается. И наша звезда коммуны светит нам каждым своим лучиком — ни один не обломан, сквозь темень греет землю, обжигает сердце и не дает покоя.
21 сентября. Вечером пошли на курсы в Дом техники. Здорово это — сварщиком! Неужели я когда-нибудь стану им? Человек тридцать парней и нас трое — Люда, Катя и я. А после занятий отправились на турбазу в Лелетино — идем на красноярские Столбы.
23 сентября. В 10-м «Б» есть один ученик, Еремин. Удивил он меня и восхитил. Живет в Дивногорске, работает электриком на бетонном заводе. Женат, двое детей. И вот, когда я его отругала за го, что сочинения не сдал вовремя, он смутился и рассказал, какое сейчас у него положение трудное. Жена с младшим парнишкой лежит в больнице в Красноярске. Второй пацаненок — ему шестой год — с ним. Оставит его одного вечером в квартире, закроет, соседям накажет, чтоб поглядывали, а сам на автобус — и к нам, в Овсянку, в вечернюю школу. После уроков, почти ночью, выходит на тракт и ждет попутку в Дивногорск. И так почти каждый день. А переходить в дивногорскую вечернюю школу не хочет: в нашей уже несколько лет учится, привык, решил здесь и на аттестат сдавать.
25 сентября. Гагарин приезжал. Бегала вместе со всеми на плотину на встречу.
Хорошо было с Гагариным, непринужденно, весело. Строители стиснули его, беднягу, этак бесцеремонно, по-дружески, чуть всего в бетоне не перепачкали. А он ничего, улыбается.
27 сентября. В партбюро предложили мне вести политучебу в комсомольском политкружке. Собственно, в своем же звене. Отказываться не стала, хоть и нет времени. Самой это интересно. Попробую.
22 октября. Первый день я в котловане. В звене Валерия Познякова. Звеньевой — высоченный статный парень с красивой шапкой темных кудрей. Очень серьезный, толковый, скромный и вежливый. Его жена, Валя, тут же в нашем звене работает такелажницей.
Почти все звено ушло на комсомольское собрание. Валерий послал и меня. Один остался в блоке.
Собрание — в недостроенной столовой. Слушала я, слушала, о чем говорили, и тоскливо мне стало. Инициативу захватили человек двадцать нытиков, они-то и выдвигали своих ораторов, «ходоков от народа».
Появление этих нытиков у нас в правом котловане таково. Приехали недели две назад по комсомольским путевкам демобилизованные солдаты. Большинство — славные парни: энергичные, работящие. Но есть среди них крикливые бездельники с претензиями.
— Вот нам говорили, когда комсомольские путевки выдавали, что тут все есть: и благоустроенные общежития, и столовая, и курсы. А тут — обман…
Обмана, конечно, никакого не было, просто тут — временная неурядица, трудности. Да и где их нет, на какой стройке? Ведь стройка на то и стройка, что здесь все в росте, в движении. И так на этих парней все внимание: им и подъемные, им и спецовки, обувь в первую очередь, прописка, общежитие. Большинство девчонок приехали сюда самостоятельно, в одиночку. Сами себе дорогу пробивали. А этим — стараются наши партийные, профсоюзные, комсомольские организации, но ведь попробуй-ка сразу сотни человек благоустрой. Конечно, в какой-то комнате, может, и умывальника не хватает, где-то радио не подключено, там-то печка дымит. Ну и что же, подумаешь, переносили бы с юмором эти мелочи. Но крикуны эти устроили чуть ли не истерику: «Нам условий не создали, уедем!»
И начали понемногу разъезжаться.
Сначала во все это не верилось. Но факт оставался фактом, уезжали. Уезжали, не сдав спецовок, что получили в первый же день, уезжали, не вернув
