— Она все больше напоминает мне Сэта, — сказала Хо. — «Если, кое-что, я думаю, возможно».
— И скорее отрастишь золотые зубы вместо сгнивших, чем поймешь самостоятельно в чем заключается работа, — оставалось согласиться мне. — А почему мы встали?
— Тут дверь.
— Волшебная?
— Нет, обычная железная дверь, декорированная камнем. Там снаружи пожарная лестница. Это чтобы не спускаться еще сорок этажей вниз и не ждать пока отопрут дверь. Там такая заслонка: ее толкают четверо рабочих, а братец не дает установить автоматику. Он ее ненавидит.
— Только если она не плюется пулями, да?
— Сам он никогда не брал в руки огнестрельное оружие. Несмотря ни на что, за его словами кое-что стоит.
Нам с Хо оставалось только поверить ей на слово. Аделина нажала ручку, похожую на серую выпуклую кнопку и дверь шумно распахнул ветрище. Делать было нечего, дочурка уже выскользнула на балкон и поманила на за собой. На этот раз я особенно не смотрел по сторонам. Насмотрелся. Кроме того, Аделина спускалась последней, так что мне открывался заманчивый вид под ее трепещущей юбкой. Безразмерные светлые панталоны похожие на подгузник для стариков. Обожаю старушек с недержанием.
На несколько мгновений я все же замедлился и посмотрел на огни радио-башни.
— Ой, простите.
Аделина тут же наступила мне на голову.
— Ничего, сам виноват.
Таким образом мы спустились на широкую площадку-обрыв, которая нависала над внутренним двором, а точнее, крышей корпоративного здания. В свете мощных ламп носились люди, что-то дымилось и тлело. Запах горелого мяса и Шторма не мог разогнать даже наш дружище ветерок.
— Еще один взорвался, — сказала Аделина, глядя вниз. — Волшебник.
— Люпан никак не налюбуется на зеленых солдатиков в небе? — спросил я.
— Дело не в этом. Мерелин смотрит в будущее. Этим она провоцирует безумие у тех, кто послабее. Они и так постоянно хихикают, как дураки, потому что вода близко. Шторм близко.
— И на что же Мерелин смотрит? — поинтересовалась Хо. — В этом далеком будущем.
— Брат заставляет ее смотреть как измениться Лонга. Он одержим этим видением. Говорит, что все будет очень плохо, если мы не предпримем что-нибудь.
— Ну и предсказание, — не впечатлилась олива. — Можно без всякого дара увидеть, что все мы со временем хапнем дерьма. Это же закон сохранения энергии. Мужики все пустят по одному месту. Во-о-от по этому.
Олива показала пальцем.
— Люп уверен, что все беды от палочников. Если их пустить на Лонгу, нашу великую родину ждет участь Немоса. Она превратиться в скважину из которой будет вылетать фонтан ресурсов. И все — в карман Тенебрии.
— И это тоже всем очевидно, — хмыкнул я. — Так в чем же загвоздка?
— Загвоздка в том, — Аделина отошла от металлического ограждения, — что Люп вбил себе в голову, будто должен этому помешать. Среди провинций есть те, кто ему сочувствует, но мой брат — единственный, кто готов действовать открыто. Он готов выступить против всего Побережья. Против Двора.
— И папаша от этого не в восторге?
— Конечно. Он предан Императору.
— А Люп?
— Он предан Империи. Понимаете разницу?
— Кажется… — сказал я, пародируя Сэта.
— В общем, это сложно, и я не собираюсь так много говорить, — одернула себя девушка. — Действительно важные детали вы узнаете от папы. Очень скоро, судя по всему… Пойдемте, вам нужно отдохнуть. Мне жалко на вас смотреть.
— Аминь, — выдохнула олива. — Душ и место для сна, умоляю.
— Я тоже, — подхватил я. — И пожрать что-нибудь.
— Умоля-я-яем!
Дочка Лефрана улыбнулась.
Ко мне приставили пухлого ватермейстера, от которого пришлось отбиваться палкой. Он все норовил оказать помощь в подмывании задницы, а мое закоснелое мышление позавчерашнего куска пиццы и солдафонская натура препятствовали этому.
— А девушку мне можно? — спросил я, удерживая дружелюбного толстяка на расстоянии.
— Девушку? — спросил он с искренним недоумением и неприязнью. Я как будто попросил, чтобы меня окатили ведром прокисшего дерьма. — Вам? Мужчине с таким божественным телом?
Я растерялся.
— Ну. Да.
— Мужчинами должны заниматься мужчины, — объяснил мне ватермейстер. — Девушки — девушками. Это бани, а не бордель.
— Тогда я сам.
— Как пожелаете, — огорченно произнес толстяк. — Но ведь никто не моется в одиночку. Это просто бессмысленно.
— Я — быдло из тысячника. Там везде душевые-одиночки.
Ватермейстер, до этого розовый от тепла и пара, побледнел как полотно и уселся на скамью рядом с вешалкой для халатов.
— Какой ужас.
Я принялся поливаться из деревянной бадьи.
— Бытие — жесть.
После того как я смыл вино, пот и грязь, меня выпустили в основные банные помещения. Ох и роскошное же это было место. Прекрасная стоугольная плитка, изображения хорфинов и Штормовых столпов, мягкая расслабляющая иллюминация в бассейнах, куча желобов с журчащей водой. Шум был мягким и расслабляющим.
У всех людей в мире присутствует объяснимый страх перед водой, поэтому бассейны были небольшие, закругленные и прозрачные как стопка с неразбавленным спиртом. Они располагались в шахматном порядке и у каждого была особая тема, связанная с отделкой стенок. Я немедленно закайфовал от одной обстановки, но тут ко мне привязался еще один мужик: высокий дедуля с игривыми усиками. Он представился лекарем Бернаром де Шаль и приказал мне улечься на массажный стол.
— Ничего опасного, храбрый юноша, — сказал он мне, тщательно ощупав синяки и шишки. Я был настолько благодарен, что господин де Шаль пересчитал их все, что едва мог говорить. — Небольшая трещина в ребрах. Я пропишу вам мазь и медицинский корсет. Вы женаты?
— Леди упаси, — прокряхтел я.
— Леди, которую вы сейчас упомянули, является покровительницей браков, — сухо поправил меня лекарь. — Это так, к слову, что б не прибегали к молитвам не понимая их сути. Может быть, у вас есть подруга?
— Есть одна, — пристыженно сообщил я.
— Хорошо. С корсетом будет нужна помощь. Женщины знают, как его шнуровать.
Я промолчал. Хо знает, как зашнуровать ботинки или завязать в узел дурака, считающего олив низшим сортом человечества. Корсеты она в жизни не видела.
