Возможно, это отсроченная месть.
Вдруг Кэмпбелл вскочил и подошел к окну.
На террасе кто-то тихо скребся. Загородившись рукой, сыщик вглядывался сквозь стекло, но в темноте ничего не видел. Наверное, енот. Возможное появление Эда лишало покоя.
И тут огрела мысль: если есть хоть полправды в том, что он узнал о клиенте, про вознаграждение, не говоря уже о премии, можно забыть.
Он стал предметом разового пользования.
Кэмпбелл вернулся к столу и быстро вышел на сайт domoydotemnoty. Едва загрузилась картинка, он ввел пароль и оказался у черного хода виртуального особняка.
В доме горел свет. Дожидаясь выхода «миссис Данверс», сыщик вспомнил гостиную и несчастную Грейс Уилкс с размозженным черепом. Аватар не появился, и тогда он сам пошел по лесной тропинке, уводившей к кладбищу.
Ночь стояла безлунная. Сова молчала. Без фонарика Кэмпбелл не различал могил, но лишь очертания корабельных сосен и кованой чугунной ограды. Обернувшись, он между деревьев увидел, что дом озарился и сияет в темноте, точно морской корабль. Из верхнего окна вдруг повалил дым, а через мгновение оранжевые языки уже лизали карниз крыши. В секунды пламя объяло весь дом. Сыщик тотчас понял, что это не просто имитация пожара — скрытый смысл самоуничтожения поместья был в том, что зловещий сайт полностью выполнил свою задачу.
Страж закончил игру.
С гадким предчувствием Кэмпбелл увел курсор от горящего дома и вернулся к маленькому погосту. В трепещущих отсветах пожара он увидел подтверждение своим страхам.
Даты еще не выбиты, могила оставалась разверстой. Надолго ли? Кэмпбелл только что видел, как превратился в дым чек с его вознаграждением, и прекрасно сознавал свои перспективы, но не мог позволить сбыться предсказанию о судьбе девушки.
Нужно опередить Эда Листера, иначе она ляжет в землю.
Оставалось найти неведомо кого, неведомо где.
63
— Было проще, когда ты — это не ты, — сказал я. Она отпила вино и взглянула поверх очков.
— Ты вправду не догадался?
— Грызли сомнения. Пока не увидел, как ты выходишь из такси.
— Прости.
— Не за что. Было приятно отобедать с дамочкой с фотографии.
Джелли улыбнулась:
— Я не проверяла тебя, правда.
— Ничего, даже если проверяла. Мы встретились как два совершенно незнакомых человек… Ну разве что ты имела небольшое преимущество.
— Иначе я бы не справилась.
— Понятненько. Хорошо, что ты передумала.
— Наши души уже встретились.
— Что?
Она рассмеялась:
— Так говорят те, кто знакомится сначала в Сети, а уж потом вживую. Ну, будто все шиворот-навыворот.
— Наверное, много разочарований.
— Ты разочарован?
— Пока нет.
Джелли скорчила рожицу и высунула язык; увидев блестящий розовый кончик, я вдруг почувствовал озноб желания.
— Ничего, ждать недолго.
Интересно, подумал я, она всерьез или только дразнит? Должна бы понимать всю опасность подобного заявления.
Я разглядывал ее через узкий столик, на котором горела свеча. Мы сидели в ресторане с якобы лучшей в Нью-Йорке итальянской кухней, но что ели — не помню. Я не мог отвести от нее глаз. Стараясь не пялиться так уж откровенно, я фокусировал взгляд на ее обнаженном плече, на руке с длинными красивыми пальцами или изящной шее. Однако весь вечер ее ощутимое присутствие лишало меня покоя, что еще слабо сказано.
Я стараюсь, чтобы мой отчет вышел сухим и бесстрастным. Но двухчасовое пребывание с ней в полумраке под музыку Чайковского повысило градус.
На ней было купленное в комиссионке черное тюлевое платье (видимо, ироничная отсылка к балету); умелое сочетание розового и черного в других деталях недорогого туалета и бижутерии придавало ей современный и в то же время старомодный вид. Ее ладность и живость позволяли справиться с подобной комбинацией. Волосы являли собой кудрявое облако. Она выглядела оригинально и безоговорочно прелестно.
— Я больше не могу читать твои мысли.
Я улыбнулся:
— Отказали экстрасенсорные способности? Я думаю о том, что, если коснусь твоих волос, меня шарахнет током.
— Ничего не выходит, правда. Когда мы разговаривали в Сети, я всегда знала, что у тебя на уме.
— Так бывает у слепых, вновь обретших зрение. Другие чувства, прежде обострившиеся, дабы восполнить нехватку, приходят в норму.
— Не врешь?
Я пожал плечами и коснулся ее руки, отчего нас обоих прострелило током. Даже если исчез почти интуитивный навык угадывать слова и мысли другого, взамен мы обрели нечто иное. Ощущение неразрывности, которая, полагаю, обоим казалась слегка чрезмерной.
Все шло без всяких усилий — так, словно мы всегда были знакомы и поддерживали наш нескончаемый разговор. Среди прочего мы говорили о музыке и учебе в Парижской консерватории (тут она еще упиралась) и, конечно, о Софи. Джелли спросила, пойман ли тот, кто убил ее и несчастных девушек в поезде. Еще нет, ответил я.
Она поняла, что тема нежелательна, и мы заговорили о другом.
— Значит, ты не работаешь в детском саду?
— Не-а.
— И живешь не в Бруклине?
Джелли помотала головой:
— В Манхэттене. Работа нудная — сижу в конторе и отвечаю на звонки… Во Флэтбуше. Мама живет неподалеку.
— Зачем ты врала?
— А как ты думаешь? Чтоб ты меня не нашел.
Я на секунду задумался.
— Если б ты не позвонила, я бы тебя не искал. Я уже сдался.
— Точно?
— Вообще-то не знаю. Сейчас даже представить невозможно… Ты за это в ответе.
Она рассмеялась:
— Будем считать, нас прибило друг к другу.
Я опять покрылся мурашками. Глядя на Джелли, я не мог изгнать всякие мысли — естество никуда не делось и бурлило, — но ее благопристойная серьезность помогала сдерживаться. Она уже сказала, что ничего такого не будет, и я знал — это не кокетство.
И все же она сама то и дело возвращалась к этой теме.
— Нам было суждено найти друг друга, — сказал я.
Кэмпбелл Армур положил трубку и прислушался.
Какое-то движенье наверху говорило о том, что старуха восстала из дремы. Как только бабуля спустится, он поблагодарит ее за гостеприимство, попросит, чтобы Эд, если все же приедет, позвонил ему, и уберется отсюда подобру-поздорову.
