Однако, вернувшись в Англию, она не посмела жить в Лондоне, где могла случайно натолкнуться на старых знакомых. Не могла она и вернуться в свой родной городок, где пожилые люди еще помнили юную Вайолет Доусон. Она выбрала нейтральную территорию, уединенную деревушку Парслоу-Сент-Джон. Деревушка понравилась ей еще и тем, что «Грачи», дом, который она купила, напоминал дом ее детства. Если помните, Вайолет была дочерью сельского священника. На фотографии, которую владелица сожгла на глазах у Джанин, был изображен большой дом рядом с церковью. Несомненно, то был дом священника, в котором выросла Вайолет, единственное напоминание о ее прошлой жизни! И даже самое последнее звено, соединявшее ее с прошлым, она безжалостно уничтожила, как ранее все остальное, после того как неожиданно получила письмо от бывшего деверя Оливии Лоренса Смитона. Можно только гадать, какие чувства испытала Вайолет, распечатав конверт! Недоверие, изумление, страх, гнев… И над всем возобладал ужас. Помня, как пылко Лоренс Смитон ненавидел Оливию, Вайолет и в мыслях не держала, что когда-нибудь он захочет повидаться с бывшей невесткой! Смитон предлагал ей встретиться и помириться. Он тоже… простите меня, бригадир… состарился и хотел наладить отношения.
Маркби сделал паузу в своем монологе и отпил вина.
— «Солнце да не зайдет во гневе вашем…»[15]— процитировал Лоренс. — Это, кажется, из Библии, да? Мне не хотелось, чтобы мы с Оливией умерли врагами. Казалось, что так не должно быть. Маркус бы этого не одобрил.
— Вот именно! Однако ваше предложение ужаснуло Вайолет. Она никак не могла с вами встретиться! Вы, бригадир, сразу же все поняли бы, раскусили ее обман. Вы и ваша супруга отлично знали и Оливию, и Вайолет… Вайолет-Оливия позвонила Беренсу и потребовала, чтобы тот передал от ее имени, что она не желает иметь с Лоренсом ничего общего.
Маркби печально улыбнулся:
— Знаете, ведь обман мог легко сойти ей с рук! Никто ничего не должен был знать. Ее выдали две вещи. Во-первых, в молодости Оливия была известной личностью, пусть ее известность и была несколько скандальной. Поэтому ее удостоили некролога в прессе, и обстоятельства ее жизни расследовала опытная журналистка.
Маркби кивнул в сторону Уинн; та милостиво приняла его похвалу.
— Журналистка немедленно почувствовала, что дело нечисто. Она не знала, что именно не так, но инстинкт, рожденный опытом, подсказывал ей: перед ней сенсационный материал! Уинн решила, что все дело в обстоятельствах смерти Оливии, в роковом несчастном случае, когда старушка упала с лестницы. Но по-моему, тогда произошел типичный несчастный случай — как записано в протоколе дознания, она споткнулась из-за рваной тапки. Преступление, а именно введение в заблуждение и кража, было совершено много лет назад! И все-таки больше, чем что-либо другое, Вайолет выдал пони.
— Как так? — удивился Рори.
— Вы позволите, бригадир?
Маркби повернулся к Лоренсу.
— У Оливии была аллергия на лошадей, — сказал Смитон. — Моя жена клянется в этом. Оливия и близко не могла подойти к лошади. Она сразу покрывалась сыпью, начинались и другие неприятности — вроде сенной лихорадки, только хуже.
— Ну и дела! — Барнетт присвистнул.
— Итак, видите, — продолжал Маркби, — Оливия ни за что не купила бы пони и двуколку и не стала бы ездить по окрестностям, как Вайолет. Тем более не стала бы она держать у себя пони в качестве домашнего любимца! А Вайолет любила лошадей. Она даже потребовала, чтобы ее последнего пони похоронили в загоне. И потом, она не умела водить машину. Много лет подряд двуколка была ее единственным средством передвижения. Именно желание как-то передвигаться и вынудило ее пойти на риск и купить пони, хотя она наверняка знала, что Оливия никогда бы так не поступила. Она продала двуколку, как только та стала для нее бесполезной. Двуколку купил Эрни Берри; сейчас она ржавеет у него во дворе. Но пони Вайолет любила… Она не могла заставить себя с ним расстаться, и он ее выдал.
Последовало долгое молчание; все обдумывали услышанное. Мысли Тома Барнетта бежали в одном определенном направлении. Он откашлялся.
— Кстати, о заинтересованных лицах…
Все посмотрели на него, и он покраснел.
— Мне просто любопытно, что же теперь будет с завещанием? Я имею в виду — с тем, которое составила Оливия, то есть Вайолет. По нему почти все отходит на благотворительные цели, а мелкие суммы переданы Джанин, Эрни и Кевину Берри, Джули Кромби, вам, Рори и… мне. Ведь деньги-то были не ее…
— У меня есть мнение по этому поводу, и я хочу его высказать, — громко произнес Лоренс Смитон. — Составила Оливия Смитон завещание в пользу Вайолет или нет, я совершенно уверен, что она рано или поздно обязательно бы сделала это, не погибни она в той аварии. Она бы, наверное, пожелала, чтобы Вайолет прожила остаток своих дней в достатке и удобстве. Я человек военный; мне часто приходилось иметь дело с солдатскими завещаниями. На войне завещания могут быть и устными. Главное, чтобы завещатель был в сознании и выразил последнюю волю при свидетелях. Конечно, к гражданским лицам это не относится. И все-таки очень жаль, что Вайолет уничтожила все письма, потому что, если бы Оливия в письме выразила недвусмысленные пожелания на случай своей смерти в пользу Вайолет, Вайолет имела бы право претендовать на наследство. Однако лично я склонен и в данном случае отнестись к делу просто, по-солдатски. Терпеть не могу бумажную волокиту! Я считаю, что последняя воля Оливии была выполнена, хотя и несколько странным образом! Как вы тут верно подметили, в результате никто не пострадал. Никого не лишили наследства обманом. Кровных родственников у Оливии не было. Если кто-то что-то и потерял, то только государство.
Он замолчал, а Маркби сказал:
— Как ни странно, если бы Вайолет проявила честность и следовала букве закона, в сложившихся обстоятельствах даже государство могло бы пойти ей навстречу. Она наверняка получила бы какую-то долю наследства. Но Вайолет побоялась рисковать. Положение у нее было ненадежное, и адвокаты могли все оспорить. Но я согласен с бригадиром: по-моему, последняя воля Оливии Смитон все же была выполнена — пусть не по букве, но по духу.
— Вот именно, — кивнул Смитон. — А ведь именно ради этого, черт побери, и составляют завещания!
— И потом, — с улыбкой добавил Маркби, — все, о чем мы тут сейчас говорим, остается лишь нашими домыслами. Мы думаем, что все произошло так, а не иначе, но доказать что-либо в суде будет затруднительно. Оспаривать завещание на основании очень старых свадебных фотографий? Благотворительные организации, которым по завещанию отошло все имущество, горой встанут на защиту своих прав!
— Вот именно, — кивнул Лоренс. — Что ж, по-моему, все решено и выяснено. Мы, все, кто здесь собрались, знаем правду, и точка. Мне не хочется, чтобы история выходила за пределы этих четырех стен. Поползут нехорошие слухи, поднимется шум… в общем, никому не будет лучше. Со мной все согласны?
