— Почему тяжелый?
— Да так, в нашем возрасте все дни тяжёлые. Там болит, здесь тянет…
— Как твоя голова?
— Прошла, — соврала я.
Мы расстались в холле. Я цыкнула на собаку, чтобы не рычала, и забрала ее в спальню.
— Зачем ты ее тащишь?
Березов не спал.
— Она же в туалет их даже не пустит!
— Насплетничались?
В голосе зависть — она самая, да?
— Мишка не баба. Просто виски пили. Заливали любовное горе.
Нас же обоих из тёплой кровати выгнали.
Березов понял это в прямом смысле. Передвинулся на мою половину, освобождая для меня нагретую.
— Спасибо.
Я легла и натянула одеяло к подбородку. Сна как не бывало!
— Слава…
— Что? — послышалось из темноты.
— Наш сын вырос.
— Ты только сейчас заметила?
— Не смешно, Березов. Он решил жениться.
Пауза, и Слава повернулся на бок, ко мне лицом. Мои глаза уже привыкли к темноте.
— То есть про дедушку серьёзно было?
— Нет, — я тоже повернулась к нему. — Люди женятся не только поэтому. Люди женятся, потому что любят друг друга.
В комнате стало светло. Очень. От его голубых глаз. Но лишь на мгновение.
— Доброй ночи, — бросил он коротко и шумно повернулся на другой бок.
Я не протянула рук, чтобы обнять. У меня, кажется, совсем не осталось сил бороться за место под одним с ним солнцем. Один день прошел, не успев начаться. Что принесут еще четыре, не знаю… И, кажется, уже даже не хочу знать. Голова болит. От всего и всех. Даже порадоваться за сына спокойно не дадут!
— Яна, спи, пожалуйста.
Лежу, не шевелюсь. Только глаза открыты. У него появились глаза на спине? Не буду ничего отвечать, вот не буду совсем…
— Янусь, ты плачешь?
Я поняла, что плачу, только когда Березов растер теплой ладонью слезы по моим щекам. И что пижаму он не надел, не нашел, наверное, я поняла, когда стала сама вытирать бесконечные слезы о мягкие завитки у него на груди.
— Ну прекрати, — он вжал подбородок мне в макушку, как делал всегда.
Всегда ли? Разве я часто плакала? Нет… Он просто так обнимал меня… Всю жизнь, всю мою жизнь.
— Ян, ну ты же сама сказала, что готова к тому, что он не вернется. Ну и черт с тем, что ему всего двадцать.
— Ему двадцать два через три месяца будет, — пробубнила я, не отрывая губ от груди мужа, под горячей кожей которой билось такое же горячее сердце. Не могло же оно остыть за месяц. Не могло…
— Главное, не сорок, — усмехнулся Слава. — Потом невозможно решиться…
— Только если под дулом пистолета…
Я все еще не отстранилась от его груди, и голос мой звучал глухо.
— Только если… На своей свадьбе не погулял, так хоть у сына напьюсь.
— И я наконец увижу тебя пьяным?
— Ничего ты не увидишь, — он гладил меня по волосам. — Ты напьешься раньше… И прекрати меня целовать…
Он попытался оттащить меня от себя за плечи, но я решила во что бы то ни стало удержаться у его груди.
— Яна, я прошу тебя. Не время сейчас…
Я вскинула голову, но увидела лишь подбородок: Слава смотрел в закрытое жалюзями окно.
— Значит, будет время?
— Не начинай, Яна. Мы договорились, эти пять дней Мишкины. Яна, ну пожалей ты меня… Отпусти…
Я убрала руки, которые уже сами собой сомкнулись за его спиной. Слава с шумом сполз с кровати и встал у окна, ко мне спиной. Потянул раму и открыл окно, впустив в комнату уже ледяной ночной воздух.
— Простынешь. Отойди от окна, пожалуйста. Хочешь, я лягу с собакой на диване? Миша знает, что у меня болит голова. Скажу, не хотела мешать тебе спать.
Он обернулся — полумрак делал свое поганое дело: Березов вновь казался молодым и чертовски привлекательным. Какая пошлая мысль… Но других в тот момент в моей больной голове не было.
— И себе тоже, — голос мой сел до хрипоты. — Я тоже не могу спать с тобой в одной постели…
— Четыре ночи промучаемся, а потом будем думать, как жить дальше.
Я отвернулась от окна, подтянула к подбородку одеяло, а к животу ноги и затихла. Слава тоже лег. Сначала с краю, а потом придвинулся ко мне и обнял. Правда, это «потом» наступило нескоро. Я обернулась и поняла, что он сделал это машинально, во сне, по-привычке… От старых дурных привычек избавляться тяжело и болезненно. Значит, не надо… этого делать вовсе.
Глава 5 "Семейка долбанутых"
Мишка попросил с утра блинов. И после сытного завтрака (или по каким другим причинам) никто ничего не хотел, поэтому все сделали по-моему — поплыли рыбачить. Набрали удочек, но расчехлили только четыре. Мы с мамой остались под навесом, подальше от кормы.
— Ну она и корова, — выдала мать шепотом.
Миша, к счастью, стоял с Эйлин на самом носу. Мы выбрались подальше от жилья, на глубину, и заглушили мотор. Уже полчаса как — увы, ничего не клевало.
— Она просто ширококостная. И все у нее на месте: и сиськи, и жопа, и талия. И какое тебе дело до ее форм? Мишке нравится спать на мягком, порадуйся за ребенка.
Березов неожиданно вставил удочку в держатель и шагнул на нос. Я приподнялась — чего там стряслось? Неужели клюёт? Нет, Эйлин поймала на крючок саму себя: он запутался в волосах.
— Да не дергай, дурак! — прикрикнул Славка на сына и заставил несчастную сесть.
За полчаса или за час, но он снимет золотую рыбку с крючка, не обронив ни одного волоска. У него хватит на это терпения. Но не у Мишки, да и бедная Эйлин уже стала красной, как помидор. Чтобы предотвратить драму, я шагнула к несчастной троице.
— Нужна помощь? — спросила я просто так, больше для моральной поддержки, и Слава поднял глаза:
— Садись за руль. Тут делать нечего. Пойдем тихо, может что само нацепится…
— Ничего не нацепится. Нас слишком много и мы слишком шумные, — выдал глухой отец.
Все-то он слышит, когда не ему говорят!
— Так идите вы плавать!
Я решила, как и утром, взять все в свои руки. Или скорее посылала всех мужчин, пока довольно вежливо, вон с катера. Дед с внуком подчинились без всяких разговоров. Березов же, скрутив спутанную леску, намекнул мне, что некрасиво оставлять девушку одну. Или, типа, место рулевого освободи!
Вот что ж тебе плавать-то не пойти! Ежу понятно, что руль держать не надо. Катер никуда не снесёт. Тишь и гладь… Но хозяин катера упрямый, ничем не прошибешь!
