Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
«Чисто военную сторону армия выиграла, – продолжает Марио Антонио. – Но при этом проиграла политическую. Результатом гражданской войны стало перерождение армии, власти и общества».
«Армия получила несвойственные ей функции. Она заменила собой полицию, прокуратуру, суд. Армия стала над правительством», – говорит Хосе Даниель Джуппони. С практической точки зрения это, однако, оказывалось крайне неэффективно, и тогда внутри армии создавались засекреченные спецподразделения с единственным заданием убирать неугодных. С армейскими коммандос смыкались «эскадроны смерти». Это были уже откровенные отморозки, готовые расправляться с «врагами государства» по собственной инициативе и без всякой оглядки. Патриотизм давал право на безнаказанность.
«Око за око», «Белая рука», «Ягуар справедливости», «Секретная антикоммунистическая армия»… По законам времени и жанра «эскадроны смерти» брали себе громкие имена, бравируя своим патриотизмом и антикоммунизмом, что, впрочем, считалось синонимами. «„Эскадроны смерти“ появились в интересах государства, – говорит Марио Антонио Сандоваль. – Со временем они превратились в коммерческую услугу».
«В стране фактически было создано антигражданское общество, в котором права человека были дикостью, – говорит Рамон Кадена. – Для наших военных само это понятие было равносильно „коммунистической опасности“. Там, где повестку дня определяет госбезопасность, пространства для личного не остается, – развивает он свою мысль. – Самые насущные и самые очевидные общественные проблемы: нищета, здравоохранение, образование – оказались под жестким запретом. Тот, кто их поднимал, сразу попадал под обвинение в „подрывной деятельности“. Профессоров, которые решались преподавать такие дисциплины, как гражданское или аграрное право, убивали».
«Газету „Пренса либре“ в 1951 году основали пять журналистов, среди которых был и мой отец, – рассказывает Марио Антонио Сандоваль. – Одного убили. Другого похитили и шесть месяцев держали заложником. Потом похитили третьего, потребовав за освобождение миллион долларов. Пришлось заплатить, не понятно, как выжила газета. Сколько раз взрывали редакционные помещения – не перечесть».
Идея порядка, во имя которого армия посягнула на власть, выродилась в бандитский беспредел, тем более кошмарный и безнадежный, что его носителем стало само государство. Хаос и произвол окончательно вышли из-под контроля.
Хосе Рубен Самора, издатель газеты «Периодико», отмечает еще одно рекордное достижение гражданской войны: коррупция достигла невиданного размаха, и ее чемпионом стала сама армия, ее высшее командование. Вот как, по его словам, работала эта система. С благой целью контроля за ввозом в страну оружия военные открыли в министерстве финансов свой офис. Он превратился в диспетчерскую контрабанды всего, чего угодно, – от холодильников до кокаина. Вскоре все импортно-экспортные потоки были обложены данью. За разрешительный штамп полагалось десять процентов – нечто вроде церковной десятины. Коммерческие операции военных, по словам Саморы, носили столь нестесненный характер, что включали в себя и контакты с герильей. Купить оружие в Никарагуа, чтобы продать его сапатистам в Мексику… Для высшей армейской коммерции не было ничего невозможного.
Хосе Рубен Самора – автор громких статей, разоблачающих коррупцию в армейских кругах. Кажется, он решил добить меня окончательно: «А знаете ли вы, что еще шесть лет назад в гараже президентского дворца действовала подпольная мастерская, где перебивали номера угнанных автомобилей?» По его мнению, война потому и шла без конца и края, что военным она была на руку, это был их бизнес.
Ракель Селай, хрупкая женщина с тихим голосом, доказала, что умеет разговаривать с самыми несговорчивыми мужчинами и находить выходы из самых неразрешимых ситуаций. Она была секретарем по делам мира в администрации президента, а еще раньше – членом рабочей комиссии, которая готовила тексты мирных соглашений. Но прежде чем стать участником исторического процесса, она была его невольной свидетельницей.
«В тот год, когда свергли президента Арбенса, мне было восемь лет. Я училась в привилегированной школе, – рассказывает она. – За одну неделю в моем классе из тридцати учеников осталось пятнадцать. Остальные исчезли из моей жизни».
«Имя Арбенса никогда не произносилось в моем доме, – продолжает Ракель Селайа. – Во имя сохранения семейного мира. Семья матери восприняла его свержение как крах надежд на прогрессивные преобразования. А клан моего отца, напротив, придерживался весьма консервативных взглядов, там встретили переворот с ликованием: „Коммунисты не прошли!“ Когда я училась в университете, история повторилась. Студенткой я была аполитичной и настолько слепой, что не замечала даже того, что происходило у меня под носом. К нам приходили монахини, и многие мои друзья и подруги с ними тесно сошлись. Рождество 1968 года прошло довольно странно: за весь день мне никто не позвонил, все мои друзья как сквозь землю провалились. 26 декабря из газет я поняла, что произошло. Монахини тайно помогали герильерос. Армия прознала про это и поставила в известность епископа о том, что будут приняты самые жесткие меры. Епископ предупредил родителей – это все были известные фамилии, и они срочно вывезли своих детей в Мексику. Много лет они провели в изгнании. Это были самые лучшие студенты, самые светлые головы».
В переговорной комиссии, которая готовила мирные соглашения, на разных этапах и направлениях участвовали политики, банкиры, общественные деятели, эксперты. Я спрашиваю, как она стала одной из ключевых ее фигур. «Очень просто, – говорит моя собеседница. – Один из той десятки студентов-беглецов участвовал в герилье, потом он стал председателем комиссии. Он-то и назвал президенту Арзу, чьим доверием пользовался, мою кандидатуру… Мы маленькая страна, – добавляет с улыбкой Ракель Селайа. – У нас все знают друг друга».
«Для Родриго Астуриаса его герилья могла закончиться, едва начавшись, – заговорщицки сообщает Хосе Рубен Самора. – В одном из самых первых боев его захватили в плен. И – единственного – отпустили. Почему? Генерал, командовавший операцией, оказался его крестным отцом».
Официальные переговоры между представителями правительства и партизан шли шесть лет в Мехико, Осло, Стокгольме, Мадриде. Серьезные контакты начались в апреле 1991 года. Перелом наступил в январе 1994 года, когда наконец было достигнуто первое согласие: подписано рамочное соглашение об официальном возобновлении переговорного процесса, а еще два с половиной месяца спустя и соглашение о графике переговорного процесса.
Результатом огромной компромиссной работы стал внушительный том, целый свод соглашений. Их стоит перечислить. «Всеобъемлющее соглашение по правам человека». «Соглашение о переселении групп населения, согнанных со своих мест вооруженным конфликтом». «Соглашение об учреждении комиссии по прояснению совершенных нарушений прав человека и актов насилия, вызвавших страдания гватемальцев». «Соглашение о своеобычности и правах коренных народностей». «Соглашение о социальных и экономических аспектах и аграрной ситуации». «Соглашение об усилении гражданской власти и о роли вооруженных сил в демократическом обществе». «Соглашение об окончательном прекращении огня». «Соглашение о конституционных реформах и системе выборов». «Соглашение об основах легальной интеграции Национального Революционного единства Гватемалы» (герильерос. – А.П.). «Соглашение о применении, соблюдении и графике верификации мирных соглашений». «Соглашение о твердом и сохраняющемся мире». Эта финальная точка была поставлена в Гватемала-сити 29 декабря 1996 года.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
