Может, дело в том, что по-настоящему они того гада не любили?
Той Ильмонг не мог больше задерживаться на планете, ему пора было начинать репетиции, а также утверждать графики концертов. Маришку он намеревался забрать с собой в качестве гримера. Стоит ли говорить, как наша черноволосая красотка была рада этому? Правда, сначала Лили ворчала, что совсем не в качестве гримера ему нужна Маришка. Но у меня не было оснований считать Тоя гадом-соблазнителем. Все его выходки с девками ранее имели обоснование, да и Аркадий бы не стал общаться с апранцем, будь тот с гнильцой.
Провожать артиста полетели не только мы с Элайзой, но и Гу, Лили, которые хотели попрощаться с Маришкой, и куча фанаток Ильмонга — эти, конечно, отдельно. Гоин в это время был в другой части Энгора и отказался отменять менять планы, чтобы только проводить апранца.
В Иринве, самом крупном городе Дарна, где находился космопорт, нам пришлось прощаться под безумные крики и признания любви толпы влюбленных девиц. Элайза морщилась, морщилась, а потом потеряла терпение и, дав апранцу поцеловать свою руку, удалилась в машину.
Гу все стоял, поучал Маришку, как себя вести и что делать в страшной-страшной Центаврианской Федерации, Лили помалкивала, поэтому основное внимание Тоя было приковано ко мне.
— А ведь вышло по-моему, — подмигнул мне красавец-артист. — Малейв выбрал тебя, и я это понял сразу, как увидел тебя угрюмой в том платьишке горничной. У меня чутье на такие вещи. Я родился под звездой любви.
Я рассмеялась:
— Маришка тоже считает, что под звездой любви родилась.
— Знаю, поэтому мы с ней сработаемся.
— Кстати, ты так и не обзавелся женой на Энгоре. Хотя с подачи Гоина наверняка многие желающие за невестами вскоре прилетят.
— Так и будет! Энгорские невесты в каком-то смысле бренд. Так что ждите наплыва женишков.
— А все-таки… как тебе наша планета, артист?
— Холодная и недружелюбная, так и ославлю вас на весь Союз, — хитро прищурился Той.
— Ах так? Тогда я тебя отсюда на правах будущей супруги владетеля не отпущу, пока мнение не изменишь!
Апранец посмотрел на меня с искусно сыгранной опаской:
— Вот, именно об этом я и говорю! Тирания у вас тут!
Мы рассмеялись, и я, глянув на браслеты на руках Ильмонга, начинающие мигать, добавила:
— Смотрите, товарищ артист первой категории, не обижайте Марину.
— Ни в коем случае! Скорее, она меня обидит, ведь я такой ранимый…
Той уже месяц не носил кристаллы и не собирал энергию, больше надобности излучать сексуальный призыв у него не было.
Волосы на его теле только начали отрастать, и оттого вид у апранца был забавный. Но Той не был бы самим собой, если бы не умел обыгрывать подобные вещи. Вот и сейчас одет он был как… даже и сравнение-то не подобрать, в общем — пестро и экстравагантно.
Я даже немного жалела, что придется расстаться с ним. Чудный он все-таки, яркий, огненный. Улетит — и будет уже не так интересно. Перестанут фанатки стенать и пытаться пробраться в его покои, не будет больше Гримми беситься из-за его развязного поведения, да и кто еще будет за ужином похабные стишки читать?
— На свадьбу-то пригласишь в Дарн? — обернулся он.
Странно… я думала, он и так уже приглашен, Гоином.
— А Гоин тебя разве не пригласил?
— Пригласил. Но вдруг ты — против?
— Не против.
— Вот и славно, я всегда знал, что ты зайка!
Той отошел к ограждению, за которым бесновались фанатки, и начал исполнять им напоследок одну из своих песен. А мы с Лили начали обниматься с Маришкой.
Ни у кого из нас сомнений не было, что она прекрасно устроится в далекой ЦФ. У нее все для этого есть… И с ней я не желала расставаться. Что-то особенное было в том, как быстро мы втроем — я, Лили и Маришка — сблизились. Так странно: долго жили бок о бок и понятия не имели, что можем так хорошо ладить и понимать друг друга. А как только пришло это знание, как Маришка улетает.
Той закончил петь и под громкий op-стенание фанаток пошел к первому пункту регистрации на полет… но передумал.
Вернувшись к нам, он поглядел строго на Гримми, чьей волей облысел.
— Ну, пока, грозная блондинка. За лысину обиды не держу!
Лили не успела и слова сказать, как апранец схватил ее в охапку и запечатлел на ее губах звонкий поцелуй. Гу так и покатился со смеху. А Той взял за руку Маришку — пора.
— Ну, все… До встречи, — всхлипнув, сказала Маришка и поспешила за артистом. Они прошлись к работнику в форме, показали документы и исчезли за поворотом коридора, ведущего к следующему пункту регистрации. Следом двинулись центы из охраны. Как всегда, их в последний момент замечаешь — до того хорошо умеют прикидываться невидимками.
Мы с Гу немного поиздевались над Гримми, спрашивая — каково это, получить поцелуй самого Тоя Ильмонга, но очень быстро наша веселость сошла на нет. Пока фанатки шумели, отказываясь верить, что звезда их покидает, мы стояли напротив коридора, где исчезли Той с Маришкой.
— Совсем молодая девчонка ж, — вздохнул Гу. — Что ей приспичило в такую даль лететь? Да еще и с кем? Со скоморохом этим ряженым…
— С артистом первой категории, медведище ты необразованное, — сказала я.
— Тьфу! Артист… одно только слово.
Мы приуныли, проводив Маришку и Тоя. Лили молчала, да и мне разговаривать не хотелось, и почему-то голова разболелась. Элайза сидела с недовольным лицом, потому что вместе с нами в салоне Гу был. Еще наша бывшая владетельница расстраивалась, что ей так и не удалось соблазнить артиста. Он на ее намеки живо реагировал, но никаких действий не предпринимал, и ее это обижало.
Прибыв в особняк, мы встретили во дворе того центаврианина, что заведовал теперь интернатом для эо-одаренных детей. Я пригласила его в кабинет поговорить, и в этот раз Элайза не отправилась со мной давать советы — сославшись на усталость, она удалилась.
В кабинете центаврианин сообщил мне о том, что некоторые лирианцы собираются проехаться по владению, поискать еще эо-одаренных, попросил выделить транспорт и заодно расспросил, как дела у Григора Монсиньи.
Мужчина этот мне нравился — он был не так холоден и отчужден, как другие центавриане, и, к тому же, я хорошо помнила, что он наотрез отказался впустить меня тогда, после встречи с Норой в клинике, к детям. А это говорит о том, что у него есть принципы.
Но сегодня у меня сложилось впечатление, что он хочет еще о чем-то со мной поговорить. Он спрашивал о каких-то мелочах, чтобы только задержаться в кабинете, да и глаза его странно блестели. Я спросила прямо, что его тревожит.
— Управляющая Лилиан Гримми — какой она крови?
Вопрос поставил меня в тупик. Центаврианин сразу же исправился:
