Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Мы разглядывали его во всех деталях, говорила Пия, я помню, как ты впился взглядом в экран.
Я заказал «Апероль шприц» в надежде, что он поможет перевести разговор в другое русло. Но Пия решительно и, похоже, давно хотела излить загрубевшую на новой земле душу, побеседовать о том, чем можно поделиться только с человеком из своего прошлого пространства и времени… из другой страны… ошибочно полагая, что с ним – наконец-то – можно будет говорить на одном языке.
Но нет.
И все же она продолжала, слегка склонив голову, хотя раньше я не замечал за ней такого странного упорства.
До последнего я надеялась, произнесла Пия, что это постановочный трюк.
Официант вернулся со скверными новостями: для нас не могут сделать «Апероль шприц», но предлагают что-то похожее – свое фирменное.
По словам Пии, сначала она не понимала, где произошел сбой, – в проекторе или в наших глазах, и ждала, что вот-вот все станет на свои места.
Два «Псевдонегрони», обратился я к официанту.
Я думала, у меня глюки, проговорила Пия.
А я подумал, что, возможно, в мире на смену старому порядку пришел несусветный новый, которому мы не в силах противостоять, и поэтому нам остается только наблюдать, ожидая резкого пробуждения и не подозревая, что на самом-то деле впереди у нас лишь непроглядный сумрак в этой жизни, где ни одно сердце не может достучаться до другого.
Пия одарила меня полным нежности взглядом. Так смотрят на ускользающие материи. Так смотрят влюбленные. Она наклонилась и взяла меня за руку.
Ей явно хотелось сделать какое-то важное признание, а у меня не было причин ее отговаривать.
Можно кое-что сказать, Киф?
Конечно.
Меня не колышет, честное слово. Возможно, на твоем месте я поступила бы точно так же.
Пия наклонилась еще ближе, впившись в меня испытующим взглядом. Через мгновение я понял ее чувства. В равных долях – безысходность и восхищение. Морщинки вокруг ее глаз наполнялись слезами. Пару раз моргнув, она запрокинула голову.
Думаю, ты убил его, Киф. Но это не убить. Правда?
Я видел, что Пия искренне верит, что так все и произошло; ей необходимо было верить.
Правда, сказал я. Это не убить.
Глава 21
1
Все, с кем я встретился в тот вечер, оказались мне чужими. Они утверждали, что знают меня, и тепло приветствовали, как доброго старого друга. Но я их не узнавал. Их тела мучительно балансировали между вздутием и сжатием, а лица были какими-то отсутствующими. Поначалу казалось, что все они в масках – причудливых и по большей части застывших в изумлении. С эрозией организма все лишнее ушло. С ними происходило нечто, о чем они не знали, а сейчас все уже было закончено. И как бы в качестве последнего приговора добродетели и пороки нивелировались, проявляясь в виде обвисших щек, пустых слезливых глаз и истончившейся, вялой кожи. Обнимавшие меня руки были дряблыми, ввалившиеся щеки – необычно сухими, а настрой этих людей и отношение можно описать лишь как усталое смирение. Увидев тем же вечером и свое схожее отражение в оконном стекле паба, я с ужасом понял, что время не пощадило и меня – вынесло мне свой приговор, столь же суровый, как и для всех. Прошло слишком много времени, и я стал другим.
Назад возврата нет.
Оглядывая бар, я не узнал белесого человека, чуть ли не альбиноса, который, улыбаясь во весь рот и приветственно подняв руку, направлялся ко мне шаркающей походкой. Даже с поправкой на минувшие десятилетия узнать его почти невозможно. Он стал меньше ростом, был замотан шарфом и глубоко натянул вязаную шапку. Волос на голове не имелось. Не было ни бровей, ни ресниц – они выпали за шесть курсов химиотерапии, пройденных им на тот момент. Даже умирая, Рэй, как во времена, когда жил полной жизнью, ни в чем не знал меры.
2
На одну эту ночь я прилетел в Хобарт. Старый, неприветливый, дерьмовый Хобарт. Прощание (так он сам называл нашу встречу) с Рэем происходило в ярко освещенном пивном баре, единственным плюсом которого были столы для бильярда. Снаружи в окна то и дело бил снег с дождем, превращая потоки уличного движения в растворяющиеся радуги. Рэй был похож на умирающую черепаху: глаза навыкате, карцинома лица, вместо прежде широкой грудной клетки – грушевидная раковина. Но больше всего поразило меня нечто другое. Поразил его мягкий, добрый юмор.
Я теперь покладистый, сказал он. Что хорошо для Мег. Так звали новую подругу Рэя, и он думал только о ней. С ней, похоже, он нашел себя.
Мег следит за моим весом, продолжил он. Я худею, и она пичкает меня отвратными протеиновыми коктейлями. Так что теперь я на несколько килограммов легче, но все еще жирный там, где не нужно.
Он засмеялся, и наши глаза впервые встретились. Он был необычайно взбудоражен, однако сознание оставалось четким. Онколог направил его к специалисту, который вознамерился обсуждать с ним его переживания.
Нет у меня никаких переживаний, сказал Рэй психоаналитику. Мне жить осталось полгода.
Он прозвал свой рак «Тэсси».
Ленивая зараза, сказал он. А должна быть крайне агрессивной. Онколог впервые столкнулся с подобным случаем. Пять курсов химиотерапии, сообщил Рэй, были как мертвому припарки.
Он хотел прожить как можно дольше, но при этом готовился к смерти. Ему определили срок до декабря.
Думаю, я дольше протяну, сказал Рэй. Возможно, месяца на четыре. Но я обречен.
Живые – лишь подвид мертвых, причем редкий подвид.
Он засмеялся. В тот вечер он много смеялся и шутил: по поводу больниц, врачей, самого себя. Рассказывал в основном о Мег, с которой съехался за год до постановки диагноза.
Знаешь, что меня поражает? – спросил он и продолжил, не ожидая ответа: что люди бывают такими хорошими. Дерьмовыми никого не удивишь. Но Мег?
А сам все смеялся и смеялся, радуясь, что ему посчастливилось встретить Мег, что жизнь – это чудо и сплошные перемены. Что он многое обрел и вскоре потеряет навек. Похоже, перед неминуемым концом Рэй смог переступить через смерть.
Он смеялся, а я чувствовал неприятный запах у него изо рта, химический и вместе с тем гнилостный. Однако при упоминании Мег в его дыхании появлялся стойкий запах металла.
Запах был какой-то иной. Но дело, вероятно, было в том, что у меня поизносился нос. Когда ты молод, все пахнет иначе. Люди пахнут иначе, молодость пахнет иначе. Теперь, поздними вечерами, я скачиваю песни моей молодости. Надеюсь, что, слушая их, смогу хоть на миг ощутить прежние запахи людей, мест, времени – любви, радости, ревности и смятения; они кажутся сейчас необыкновенно важными, и более того – кажутся неотъемлемой частью моей жизни.
Откуда эта связь между звуком и запахом, не знаю. Но она точно есть. Я слушаю не для того, чтобы услышать нечто, а в надежде почувствовать запах. Такое случается редко. Однако запахи эти, в тех редких случаях, когда мне удается вызвать их из прошлого, способны обеспечить более точную и более полную реконструкцию того времени, чем просто слова. Вы бы поняли, каков я был в юности. И кое-что еще. У Сьюзи был сильный запах. Наверное, как у дерева после шторма. У наших детей был запах мокрых диких зверенышей. Все обладало запахом, и каждый запах был целой вселенной. Даже дорожка у нашего порога имела запах, даже битум и разлитое масло имели для меня пьянящий запах.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
