Однако Высоцкий был возмущен произошедшим, а именно — конфискацией у него вещей, которые были определены как контрабанда. Но была ли это действительно контрабанда — например, культурных ценностей (картина), товаров животного и растительного происхождения, относящихся к категории объектов фауны и флоры (шкурки)? Что, например, по этому поводу говорил советский Уголовный кодекс? Читаем выдержку из статьи 78-ю УК РСФСР: «Контрабанда, то есть перемещение через таможенную границу Российской Федерации, совершенное помимо или с сокрытием от таможенного контроля, либо с обманным использованием документов или средств таможенной идентификации, либо сопряженное с недекларированием или недостоверным декларированием, наркотических средств, психотропных, сильнодействующих, ядовитых, отравляющих, радиоактивных и взрывчатых веществ, вооружения, взрывных устройств, огнестрельного оружия, боеприпасов к нему (кроме гладкоствольного охотничьего оружия, патронов к нему), ядерного, химического, биологического и других видов оружия массового поражения, материалов и оборудования, которые могут быть использованы при создании оружия массового поражения и в отношении которых установлены специальные правила перемещения через таможенную границу Российской Федерации, стратегически важных сырьевых товаров, в отношении которых установлены соответствующие правила вывоза из Российской Федерации, а также предметов художественного, исторического и археологического достояния народов Российской Федерации и зарубежных стран, — наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет с конфискацией имущества…».
Кстати, в феврале 1978 года в эту статью было внесено добавление: «Разъяснить судам, что: а) под незаконным перемещением товаров или иных ценностей через государственную границу СССР надлежит признавать перемещение, совершенное помимо таможенных учреждений без соответствующего на то разрешения, т. е. вне мест и времени, определенных этими учреждениями, либо с сокрытием от таможенного контроля этих предметов. В частности, заведомое несообщение таможенному контролю сведений о предметах, подлежащих обязательному объявлению или предъявлению; перемещение предметов способами, затрудняющими их обозрение и обнаружение; предъявление предметов не своим наименованием и т. п…».
Еще за пять лет до этого, в 1975-м, из-под пера Высоцкого появилась песня «Случай на таможне», где есть строчки:
Как хорошо, что бдительнее стало, —
Таможня ищет ценный капитал —
Чтоб золотинки с нимба не пропало,
Чтобы гвоздок с распятья не пропал!..
Отметим, что московский художник Александр Тышлер, картину которого Высоцкий не задекларировал, умрет чуть раньше певца — 23 июня 1980 года. Его картины за рубежом стоили больших денег. Разброс цен был следующий: в том же 80-м одну картину Тышлера на Западе продали за 80 тысяч долларов, другую — за 120 тысяч. В наши дни эти суммы многократно возросли. Что, впрочем, не останавливает людей от их вывоза за границу. Вот, например, что сообщала лента новостей 24 августа 2009:
«В столичном аэропорту Домодедово один из пассажиров пытался вывезти из России картины русских художников. Об этом, как передает ИТАР-ТАСС, сообщили в пресс-службе Федеральной таможенной службы (ФТС) РФ. При оформлении пассажирского рейса в Вену таможенники досмотрели чемодан одного из пассажиров, в нем были обнаружены картины известных художников конца XIX — середины ХХ веков, в том числе Бенуа, Васнецова и Тышлера, а также предметы декоративно-прикладного искусства, быта и столового обихода в количестве 18 штук. Эксперты Россвязьохранкультуры заключили, что данные предметы являются культурными ценностями.
«В действиях пассажира усматриваются признаки преступления, предусмотренного статьей 188 УК РФ — «Контрабанда», — добавил представитель ФТС»».
Но вернемся к Высоцкому.
В тот же день, когда с ним случился скандал в аэропорту, он позвонил одному из своих «крышевателей» — высокому чиновнику из министерства внешней торговли: заместителем министра там был родной брат генсека Юрий Брежнев, с которым наш герой тоже был знаком. Тот посоветовал написать объяснительную на имя министра Патоличева. Высоцкий так и сделал. В итоге вещи ему вернули, что было логично: видимо, целью было припугнуть певца и лишить наркотиков, но отнюдь не препятствовать его вылету к Влади, которой было дано слово, что супруга к ней выпустят. Тем более в свете того, что именно в марте 80-го Жорж Марше загорелся идеей провести конференцию компартий, и в Париж отправился Вадим Загладин.
В Венеции, где снималась Влади, между нею и Высоцким состоялся серьезный разговор. Влади в своих мемуарах пишет, что именно тогда впервые узнала о наркотиках в жизни мужа. Но в это верится с трудом, учитывая, что Влади была «в теме» — у нее старший сын был наркоманом. Влади пишет:
«…Ты говоришь мне, что обязательно поправишься, и чувствуешь сам, что это — конец.
— Я возьму себя в руки. Как только приеду в Париж, мы начнем соблюдать режим, мы будем делать гимнастику, вся жизнь еще впереди.
В конце концов нам всего по сорок два года! Ты обещаешь, что к моему дню рождения в мае «все будет в порядке»…».
Высоцкий и в самом деле надеется, что сумеет взять себя в руки, поскольку от этого зависит его благополучие в дальнейшем. Он еще не догадывается, что наркотики превратили его в безвольного человека: он мог дать слово и через день уже об этом обещании забыть. Поэтому, вернувшись в Москву 21 марта, он уже очень скоро снова начинает «колоться». Колет не в вены, а в мышцы, чтобы не было особо заметно. Причем никого уже не стесняется. Так, будучи в Ленинграде у Кирилла Ласкари, попросил у его жены шприц. К. Ласкари пишет:
«Такового в доме не было. На ее вопрос «зачем?» — сослался на горло: плохо со связками. Пошли с Ирой на бульвар Профсоюзов, в косметическую поликлинику. Одна из сестер его узнала и дала шприц. Дома ушел в ванную комнату и плотно закрыл дверь. Оттуда до Иры доносился его хрип. Потом поцеловал ее и умчался обратно в Москву…».
Причем умчался, оставив на столе записку со своими стихами, в конце которых значилось:
А я теперь на выручку
К Мариночке лечу…
Какая там Мариночка, когда шприцы опять идут в дело? Хотя остатки воли еще остаются. Как и надежда на то, что бывшие патроны со Старой площади вернут его в дело, поскольку без него, без постоянного риска, жизнь ему кажется никчемной и постылой. Как говорил Володя Шарапов из «Места встречи…», имея в виду бандита Фокса, мол, жизнь без риска для него, что еда без соли. Вот и Высоцкий по-настоящему страдал без риска и приключений. И вовсе не друзья заставили его лечиться, а отсутствие смысла в жизни. Настоящих друзей у него и не было вовсе — такие люди всегда одиноки. Вот и В. Янклович говорит о том же:
«Практически ни с кем из нас Володя не чувствовал себя свободным, даже с нами — ближним кругом…».
Действительно, какая может быть свобода, когда надо все время таиться и скрывать свои мысли даже от ближнего круга людей!
