Книга Морган ускользает - Энн Тайлер

Эмили, собираясь на прогулку, застегнула молнию на курточке Джоша. Морган решил с ними не идти.

– Ты плохо себя чувствуешь? – спросила она.

– Я же сказал, все хорошо.

– Пастилки от кашля купил?

– Да-да, они где-то здесь…

Он похлопал себя по карманам, широко улыбнулся ей, пытаясь успокоить. Однако Эмили продолжала хмуриться.

– Не забывай, у нас сегодня спектакль, – напомнила она.

– Я и не забыл.

Они ушли, Морган понаблюдал за ними в окно гостиной – за хрупкой, тонкой как ниточка Эмили, за ковылявшим рядом с ней в пухлой красной куртке Джошем. Они шли через поле на север, к роще низкорослых сосен, что тянулась вдоль шоссе. Поле было таким комкастым и изрытым, что Джошуа иногда спотыкался, однако Эмили держала его за руку. Морган без труда представлял себе ее крепкую, надежную хватку – стальные сухожилия запястья, похожие на фортепьянные струны.

Он отвернулся от окна за долю секунды до того, как затрезвонил телефон, – словно ждал звонка. Может, просто не отвечать? Наверняка какой-нибудь пройдоха, желающий разоблачить его: «Так-так! А я слышал, вы умерли». Да нет, никто ничего разузнать не мог. Морган заставил себя направиться в спальню, где стоял на комодике аппарат. И добрался до него лишь после шестого звонка. Снял трубку, набрал в грудь воздуха и сказал:

– Алло.

– Это ты, Сэм? – спросил мужской голос.

– Да.

– Ты?

– Да.

– Что-то голос на твой не похож.

– Я простудился, – сказал Морган.

И ухмыльнулся в зеркало.

– Ну, ты наверняка слыхал уже, что случилось с Леди.

И тут произошло нечто странное. Моргану показалось, что пол просто-напросто уехал из-под него на несколько футов. Нет, равновесия он не потерял, стоял себе как стоял, и голова сохраняла ясность. Однако оптическая иллюзия продолжала развиваться. Все окружающее скользило мимо. Он словно ехал на одной из тех конвейерных лент, что перевозят в аэропортах пассажиров. Если подумать, он уже пережил однажды нечто подобное – и как раз в аэропорту под Лос-Анджелесом. Ему требовалось забрать Сьюзен, года четыре-пять назад это было. Девочка пережила что-то вроде нервного срыва, следствие неудачного романа, и он провел в воздухе целый день и, приземлившись, все еще продолжал лететь, во всяком случае, так это ощущалось. А может быть, все вокруг отлетало от него – он проделал столь долгий путь, что внезапная остановка была попросту невозможна. Морган поморгал, протянул руку к комоду.

– Сэм?

– Я не Сэм. Простите. Вы ошиблись номером.

Он положил трубку. Окинул взглядом трейлер, все уже стояло по местам.

Тогда он вытащил из стенного шкафа фуражку и куртку и написал Эмили записку: Уехал по делу. Скоро вернусь. Вышел из трейлера, пересек двор и сел в пикап.

Езды до Балтимора было минут сорок пять, и все эти минуты он не замолкая бормотал вполголоса. «Чертова дура Бонни, чертова зануда, тупая, во все сующая нос зануда, думает, она такая…» Он взглянул в зеркальце заднего вида и бросил машину в сторону, чтобы обогнать фургон. «Сидит там, потирая ручки, смеется надо мной, думает, что она меня таки уела. Ха, много она понимает, вот именно…»

Интересно, как она узнала, где он живет. Он же ей не говорил. Может, она разместила некролог во всех газетах штата Мэриленд, а то и во всех газетах страны? Господи, по всему континенту, чтобы каждый увидел. Морган представил, как Бонни звонит в сотни, в тысячи редакций, как врывается в них, роняя комочки «клинекса» и черновики некролога, записанные на обороте магазинных чеков, – женщина с заклинившей педалью акселератора. Она всегда жила опрометью. Любой имевшийся у него мысленный портрет Бонни (припоминал Морган, гудя болтавшемуся впереди спортивному автомобилю) изображал ее запыхавшейся, с упавшими на глаза волосами, в блузке, выбившейся из юбки. Да посмотрите хотя бы, как она выбросила из машины его одежду, мать, сестру и собаку! Бормоча дурные слова, ударяя по тормозам, он забыл, что Бонни выбросила их не в один день, а в разные. Теперь ему представлялось, что это случилось единым махом. Он вроде бы помнил, как Бриндл с Луизой сидели перед хозяйственным магазином на складных табуреточках, ожидая, когда их заберут. Да какие, к черту, табуреточки? Лежали, будто перевернутые жуки, навзничь посреди океана его разбросанных костюмов! Он вспомнил, что Бонни часто казалась ему скрепленной английскими булавками. Одна крепила к лифчику бретельку, другая – пуговичную петлю к тому месту, где полагалось быть пуговице, третья – часы к черному матерчатому ремешку. Впрочем, часов она почти никогда не носила. А прорехи в подоле юбок залепляла скотчем, который шуршал на ходу, – нет, на бегу; нет, на скаку. Просто ходящей, как люди, ее и не видел никто.

Раньше тут были сплошные пастбища да пахотная земля, а теперь каждый городок соединялся с другими рваной цепочкой заправочных станций и торговых центров. Морган несся мимо них. Кузов его пикапа постанывал. Всякий раз, как он сбрасывал скорость, на задней дверце кузова громыхал висячий замок.

«Думает, она такая умная, думает, мне есть до этого дело. Думает, учиненная ею глупость для меня что-то значит».

Вот и пригороды Балтимора. Многоквартирных домов все больше, уже и повернуться негде. На светофоре за ним затормозил юноша в длинном, выпущенном не меньше двадцати лет назад «додже» с похожими на плавники крыльями. Все окна его были закрыты, но радио работало на такой громкости, что музыка все равно пробивалась наружу – «Steadily Depressing, Low-Down, Mind-Messing, Working at the Carwash Blues»[22]. Морган невольно начал отбивать пальцами на руле ритм.

Ну, по крайней мере, здесь хоть солнце светило – бледное, слабое солнце поздней зимы, озарявшее белые колокольни и пустые тротуары. Он поехал на север по Чарльз, миновал вереницу магазинчиков, потом университет, пустой, с чистыми зданиями, расставленными с точностью игрушечных блоков. Повернул в коридор больших особняков, кафе, многоквартирников и остановился на улице Бонни, но подальше от ее дома – так, чтобы пикап не был виден из окон. Вылез наружу, закурил и стал ждать.

Было холодно, даже на солнышке. Морган поднял воротник к самым ушам. Увидел на парадном крыльце Бонни газету. Десять с чем-то утра, а газета так у двери и валяется – типично для Бонни. В кроне кизила сидел кардинал – красная капля в сетке черных ветвей. Может быть, тот самый, подумал Морган, что несколько лет назад высиживал птенцов в кустах чубушника. У Моргана проснулся тогда интерес собственника. Он целое лето отгонял от этих кустов кошку, родители птенцов призывали его к себе, вспархивая и тревожно щебеча, – звуки эти походили на звон мелочи в кармане. Да, но разве кардиналы не перелетные птицы? Вкус сигареты отдавал горящим мусором. Он бросил ее на землю и раздавил.