Я понимала, что доктор везет меня в Уорстуистл. В экипаже мы с ним были одни, кучер не мог нас слышать. Экипаж подбрасывало на неровной дороге, и это не давало мне окончательно погрузиться в сон. Цокот копыт, казалось, говорил: «Роковой миг надвигается! Борись! Борись изо всех сил! Время еще есть! Но когда вступишь в мрачную обитель скорби, будет поздно, оттуда не выйдешь!»
Нет, я не войду туда! Никто не сможет сказать моему ребенку, что его мать лечили в Уорстуистле!
— Кэтрин, перестаньте упрямиться, — мягко проговорил доктор.
Я сделала попытку ответить, но не могла побороть действие хлороформа.
— Закройте же глаза, — тихо уговаривал меня доктор. — Неужели вы думаете, что я не буду присматривать за вами? Бояться нечего. Я буду навещать вас каждый день. Я буду с вами, когда придет время родиться вашему ребенку.
Негодяй! — стучало у меня в мозгу, но вымолвить это я была не в силах. Беспощадная сонливость наваливалась на меня, я была не в состоянии отстаивать свое будущее и будущее моего ребенка. Меня сковывал ужас.
Подсознательно я понимала, что доктор давно задумал этот план — заключить меня в Уорстуистл, пока я не родила, следить там за мной и не дать моему ребенку, если это будет мальчик, остаться в живых. Если же у меня родится девочка или ребенок появится на свет мертвым, я перестану интересовать доктора Смита. Тогда я не смогу помешать Люку стать хозяином «Услад» и жениться на Дамарис.
Но как я ни противилась действию наркоза, я не могла побороть сонливость и только старалась сберечь силы до той минуты, когда экипаж остановится и доктор кликнет санитаров, чтобы они помогли ему доставить в мрачную тюрьму очередную отчаянно сопротивляющуюся жертву.
Цокот копыт смолк, тряска кончилась. Мы прибыли на место. Я с трудом, словно сквозь сон, воспринимала окружающее, меня мутило.
— Ну вот, Кэтрин, милая, — проговорил доктор и обнял меня. А мне опять почудилось, что этот ласковый жест страшнее побоев. — Приехали! Я вижу, вам нехорошо, но это уже не опасно. Здесь вы обретете покой. Ваши видения и кошмары больше не будут вас тревожить. За вами будут ухаживать.
— Послушайте! — с трудом выдавила я. — Я не пойду туда!
Доктор улыбнулся.
— А уж об этом, дорогая, позабочусь я, — шепнул он мне на ухо.
Послышались торопливые шаги, и рядом со мной вырос санитар, он схватил меня за руку. Я услышала голоса:
— Похоже, она понимает, куда ее привезли.
— Да, иногда у них бывают минуты просветления, — прозвучал в ответ голос доктора. — Им же хуже!
Я пыталась закричать, но голос меня не слушался, ноги подкашивались. Меня подхватили и потащили куда-то.
Я услышала, как распахнулись тяжелые железные ворота. Передо мной был вход в здание и дощечка с названием. Названием, вселявшим ужас в тысячи душ и умов.
— Нет! Нет! — рыдала я. Но я была так слаба, а их было так много! И вдруг я услышала стук копыт. Доктор резко крикнул:
— Скорее! Ведите пациентку внутрь!
В его голосе слышались испуганные ноты, куда девалась прежняя благодушная уверенность! А меня будто снова вернули к жизни, и я поняла, что поддерживало меня до сих пор, что заставляло кровь быстрее бежать в жилах — надежда! Хорошо знакомый, такой любимый голос прокричал:
— Черт побери! Да что тут происходит?
И он уже бежал ко мне. Он, кого я, сколько ни старалась, не могла изгнать из своих мыслей. Он явился, как благородный рыцарь в старых преданиях, явился спасти меня от врагов.
— Саймон! — пробормотала я сквозь рыдания и, падая, почувствовала, как меня подхватили его руки.
Больше не надо было бороться со сном, я смирилась с поглотившей меня темнотой. Я была не одна! Саймон подоспел мне на выручку, он сам завершит мою борьбу.
Глава 8
Итак, в тот страшный день меня не сумели водворить в Уорстуистл. Саймон помешал этому. Оказывается, Мэри Джейн выскочила из «Услад» в тот момент, когда я боролась в галерее менестрелей с доктором, и со всех ног помчалась в «Келли Грейндж». Она слышала, как доктор сказал, что увозит меня, сразу сообразила куда и кинулась к Редверзам за помощью.
Не теряя ни минуты, Саймон поскакал в Уорстуистл, и, хотя я уже погрузилась в забытье и ничего больше не видела, мне известно, как он отвоевывал меня у доктора.
С места в карьер он обвинил доктора Смита в убийстве Габриэля и пригрозил директору лечебницы, что тот лишится места, если посмеет поместить меня в Уорстуистл, полагаясь лишь на голословное заключение доктора Смита. Воображаю, как грозен был Саймон в этом поединке, где речь шла о моей свободе и о жизни моего ребенка!
Разумеется, победа осталась за нами. Саймон всегда выигрывает. Если он ставит себе какую-нибудь цель, его с пути не свернешь. Я не раз в этом убеждалась, и именно таким он мне и нравится.
Меня часто занимала мысль, что должен был чувствовать Деверел Смит, когда в последнюю, решающую минуту его столь тщательно продуманная затея провалилась. Успей он тогда поместить меня в Уорстуистл с диагнозом «психическая неуравновешенность» — и доказать, что я нормальна и не страдаю даже временными приступами помешательства, стоило бы потом больших трудов.
Но Саймон появился вовремя. Он забрал меня в «Келли Грейндж», где нас поджидала Хейгар, и я оставалась у них, пока не родился мой сын. Это случилось преждевременно. Учитывая обстоятельства, это было вполне объяснимо. Но маленький Габриэль быстро начал поправляться и скоро превратился в крепкого бутуза. И Хейгар, и я обожали его. Подозреваю, что и Саймон тоже, но он был исполнен решимости вырастить Габриэля настоящим мужчиной и редко давал волю нежным чувствам. Мне это нравилось. Я и сама хотела, чтобы мой сын с самого начала чувствовал себя взрослым. Я хотела, чтобы он вырос сильным и крепким. Однако еще до рождения Габриэля произошло немало важных событий.
Я часто вспоминаю Деверела Смита, и мне кажется, что он был так уверен в себе, потому что мнил себя существом высшего порядка, воображал, будто он сильнее, умнее и гораздо дальновиднее других. Он и мысли не допускал, что может потерпеть поражение. Считая, что жизнь к нему несправедлива, он вознамерился эту несправедливость исправить. Он не сомневался, что является сыном сэра Мэтью, и потому «Услады» должны принадлежать ему, и только ему. Пусть Габриэль был законным сыном, себя доктор Смит считал старшим. Так он, по всей видимости, рассуждал и убрал Габриэля с дороги.
Как это случилось, так и осталось неизвестным. То ли Смит зазвал Габриэля на балкон, то ли тот сам туда вышел и встретил там смерть — все это загадка, которую уже не разгадать. Но ясно, почему доктор его убил: чтобы наследником стал Люк. Тому предстояло жениться на Дамарис, а уж тогда у доктора были б все возможности воцариться в «Усладах». Ему не составило бы труда сделаться хозяином «Услад» — хитростью и коварством он использовал бы слабые стороны его обитателей и постепенно прибрал всех к рукам.
