– Классный он, твой новый парень, – сказала мне Одреанна, когда мы любовались закатом солнца с балкона.
Еще не успев дослушать, я возразила:
– Он не мой парень! – так поспешно, что Одреанна вздрогнула.
– Да ну, расслабься? Это твоя мать мне сказала, что он твой парень?
Я бросила гневный взгляд на мать, которая смеялась с отцом и Жозианой на диване в гостиной.
– Он не совсем мой парень, – добавила я спокойнее. – Он скорее…
– Парень для секса? – спросила Одреанна как ни в чем не бывало.
– О БОЖЕ, откуда ты знаешь это слово?
– Во-первых, это три слова? И мне четырнадцать лет?
Я посмотрела на ее еще детское личико, накрашенное гуще, чем мое.
– Хорошо, хоть сигарету у меня еще не просишь, – сказала я.
– Фу, курить – гадость… В моем классе есть такой обалденный парень, он предлагал мне встречаться, но он курит, и, короче, я ни в какую?
– Стало быть, ты уже начала встречаться с другими парнями?
– Ну, так и ты тоже!
– Да, да, это не в упрек… – Я улыбнулась ей. Густо подведенные черным глаза придавали ее личику суровое выражение. – А как ты видишься с тем…
– С Уильямом? Да никак. Он хотел опять со мной встречаться, а я, типа: «Хм… нет?»
Ее «хм… нет?» было конденсатом презрения и оскорбленного достоинства, какой мне редко приходилось слышать, и я не удержалась от смеха.
– Слушай, – сказала я. – Браво. Ты крутая. Куда круче меня.
– А ты бы не сказала «нет» Флориану?
Я отпила глоток вина и вспомнила все наивные сценарии, которые сочиняла на тему возвращения Флориана: в финале я никогда не говорила «хм… нет?», ни даже «может быть», ни даже «дай мне две минуты подумать». Одреанна смотрела на меня в некоторой растерянности.
– Потому что твой новый, кто бы он ни был, – сказала она, махнув рукой на Максима, – стопудово круче Флориана.
Я заглянула в открытую дверь. Максим сидел на полу с Эмилио, оба играли на гитарах, Катрин что-то пела, а идеальная жена, уже далеко не столь идеальная, самозабвенно хлопала в ладоши.
– Офигеть, он еще и на гитаре играет, – добавила Одреанна. Я чуть было не заметила, что Флориан великолепно играл на клавесине, но что-то подсказывало мне, что этот аргумент вряд ли весом в глазах девочки-подростка.
– Он классный, – сказала я. – Что да, то да, классный.
Я немного понаблюдала за ним, он отложил гитару и теперь смеялся с Катрин.
«Славный парень. Очень славный парень». Одреанна рядом со мной допивала остатки вина из моего бокала.
– Эй! Что это ты делаешь, девушка?
– Да ну! Мне…
– Четырнадцать лет, знаю. Но если хочешь приходить ко мне в гости, лучше, чтобы папа и Жозиана не думали, будто я тебя спаиваю.
– А мне можно приходить к тебе в гости?
– Без проблем. Заходи, когда будешь в городе.
– И подружек можно приводить?
Я с тревогой представила себе, как группка «девушек в цвету» щебечет в моей гостиной, издавая пронзительные «О БОЖЕ мой!» через каждые две фразы.
– Будет видно, – сказала я Одреанне и встала, чтобы вернуться в квартиру. Солнце скрылось за зданиями напротив, и стало прохладно. А внутри люди, которых я любила, болтали и смеялись, и я глубоко вдохнула, как будто могла втянуть в себя это ощущение полноты счастья, охватившее меня, которому, я знала, не суждено продлиться долго. Мне хотелось, чтобы они все остались здесь – Ной и малыш идеальной пары, играющий с моими котами, мои мило беседующие родители, Никола, смеющийся со старыми друзьями, Максим и Эмилио, о чем-то спорящие в углу с Катрин. Мне хотелось остановить время, чтобы ничего больше не менялось: я пережила слишком много потрясений за эти несколько месяцев и мечтала теперь о статус-кво, о незыблемости вещей, о душевном покое.
Максим из угла комнаты поднял свой бокал в мою сторону. Я подошла к нему и на этот раз сама обняла его за талию. Он сначала удивился, потом просиял, и его руки обняли меня, не прижимая слишком крепко. Я быстро огляделась, но кроме Никола, который улыбнулся мне, подняв брови, никто и глазом не моргнул. Все уже всё поняли, сказала я себе, и просто ждали, когда я тоже пойму.
Утром я удивилась, что у меня не слишком болит голова после злоупотребления ужасными коктейлями Никола и Эмилио. Я потрясла головой раз, другой, чтобы убедиться, что она не раскалывается, и подхватила спавшего рядом Ти-Гуса, который издал вопросительное «мрр-ру?» и с готовностью замурлыкал. Мои гости ушли одни за другими – последние уже вспоминались точно в тумане, я помнила, как мы смеялись с Катрин, в двадцатый раз повторяя друг другу: «Созвонимся завтра, о’кей?» Она уходила с Эмилио, Никола отбыл раньше с Ноем, и мы смешно подмигивали друг другу, ни дать ни взять две старые девы, трепещущие от мысли, что их сегодня вечером трахнут.
Этим-то я и занялась с Максимом. Мы делали это долго, бурно, чувственно, до тех пор, пока я не прикорнула на его груди, глядя в окно на медленно голубеющее небо. Я все еще не хотела назвать то, что мы делали, любовью, но чувствовала, несмотря на рассеивающееся мало-помалу опьянение, что, как ни назови, это был не просто секс. Эта мысль крутилась у меня в голове, когда я проваливалась в тяжелый сон без сновидений.
Максим ушел очень рано, разбудив меня на минутку, чтобы сказать, что у него встреча с издателем и он позвонит мне позже. Я промычала что-то бессвязное и снова уснула до – отметила я, взглянув на будильник, – одиннадцати часов.
«Девчонка, да и только», – сказала я Ти-Гусу, любовно мявшему лапками мое плечо. Я была рада, что Максим ушел. Мне всегда нравилось просыпаться одной, даже когда я жила с Флорианом, даже в упоительном начале нашей любви. Утро (или в данном случае то, что от него осталось) было моим царством, территорией моей лени. Я сладко потянулась, спрашивая себя, чем же сегодня займусь, и тут же вспомнила, что должна забрать ножи и оставить ключи у Флориана. Я могла бы, конечно, и подождать. У меня не было никакой необходимости разделывать рыбу или рубить тартар, по крайней мере, до конца недели, и даже мои убийственные побуждения в отношении чертовой хипстерши поутихли, – короче, мои ножи могли подождать меня в буфете Флориана еще много дней. Но я хотела покончить с этим, оставить позади, хотела, чтобы все страницы были перевернуты. Я наскоро позавтракала, приняла душ и вышла.
Моя новая квартира находилась недалеко от прежнего жилья, и через несколько минут я уже свернула на слишком хорошо знакомую улицу. Было пасмурно, но большой куст сирени под окнами цвел вовсю, и запах опьянил меня еще до того, как я подошла к дому. Я вспомнила, что так и не позвонила Катрин, и убедила себя, что хочу дать ей провести утро в объятиях смуглых рук Эмилио.
Я остановилась у лестницы, которая вела к нашей двери. Когда же я перестану говорить «наш» об этом доме? Мне пришло в голову, что теперь это «их» дом, и я хотела было повернуть назад или спрятаться за деревом и позвонить Флориану, чтобы удостовериться, что никого не встречу. Он-то, конечно, на работе, а как насчет секретарши-актриски? Расписания секретарш-актрисок я не знала. Можно было позвонить Катрин, которая, сама будучи официанткой и актрисой, должна была иметь об этом представление, но она бы примчалась, и еще, чего доброго, прихватила бы с собой Эмилио, а к этому я была не готова.
