Матильда заставила себя прилечь на мешок с соломой, закрыть глаза и расслабиться.
Отдохнув совсем немного, она снова поднялась. Ее тело ныло от боли, но разум был совершенно ясным.
Ей нужно бежать.
Матильда постучала, и вскоре дверь отворилась. Своего охранника девушка видела впервые. Он не входил в отряд Аскульфа, поэтому перехитрить его было легче.
– Я хочу к Авуазе, – заявила она, и мужчина почтительно опустил глаза. Еще никто не относился к ней с таким уважением. Он указал рукой направление, но Матильда покачала головой. – Приведи ее сюда.
Она надеялась, что после этого уважение к ней не исчезнет, и не разочаровалась. Воин быстро ушел и не стал запирать дверь.
Матильда сделала глубокий вдох. Об этом здании она знала лишь то, что оно расположено за валом, сооруженным на побережье. Раньше ворота были открыты настежь, и, возможно, ей удастся незаметно выбраться на волю.
Девушка поддалась порыву и помчалась прочь, хотя, несомненно, разумнее было бы продумать следующий шаг. Нужно украсть лошадь или лучше убегать пешком?
Принимать решение Матильде все равно не пришлось. Она без труда смогла добраться до ворот, но потом на нее упала чья-то тень, длинная и широкая. Аскульф.
В этот раз Матильда тоже догадывалась, что разумнее было бы улыбнуться, притвориться, будто она его искала, и сказать, как она рада тому, что наконец знает правду и что он – ее родственник, ее будущий муж.
Еще мгновение назад девушка думала, что сможет смириться с этой правдой, но теперь вдруг почувствовала, как ее душит и распирает одновременно. Матильду охватила паника, и эта паника затуманила ее зрение и разум. Вместо того чтобы улыбнуться и найти правильные слова, девушка стала кричать и бить Аскульфа по груди.
– Я не хочу этого! Я ничего не хочу! Я не наследница Бретани! И я никогда не выйду за тебя замуж!
Она совершила ошибку, дав выход своим чувствам, но от этого ей стало легче. Исчезло напряжение последних недель, страх смерти, а также замешательство, вызванное встречей с незнакомой матерью и тем, что она рассказала. Наконец Матильда смогла как-то ответить на все это, пусть даже просто криком – невнятным и бессвязным, но все же достаточно громким, чтобы заглушить потрясение и ужас.
Когда девушка наконец успокоилась, Аскульф все еще неподвижно стоял перед ней.
– Ах, Матильда, – вздохнул он, и казалось, будто он ей сочувствует, – ах, Матильда, перестань наконец сопротивляться. Смирись! Просто смирись! Так же, как…
Аскульф не договорил, но она догадалась, что он хотел сказать. «Смирись так же, как я, смирись, как тот юноша, которым я был когда-то. Этот юноша мечтал править страной, не покоряя, не развязывая войн и не убивая, мечтал о молодой жене, которая будет жить с ним по любви, а не по принуждению. Оставь надежду на то, что иногда слабый тоже побеждает. Он не побеждает никогда, так что борись изо всех сил, чтобы стать сильнее, и в этой борьбе забудь обо всех своих желаниях, ведь они – это лишний груз».
Девушка поняла: ее не отпустит ни он, ни тем более Авуаза.
Услышав шаги, Матильда обернулась. Когда Авуаза подошла ближе, девушка увидела, что в ее глазах больше не было безумного блеска – в них застыло лишь… разочарование.
Матильда не ожидала милосердия, и она его не получила. Она не пыталась оправдаться, а Авуаза не пыталась понять поведение дочери и просто велела закрыть ее на замок. Когда Матильду уводили, она почувствовала облегчение от того, что больше не должна выдерживать строгий взгляд матери. Заключение обещало не только одиночество, но и защиту от пронзительного голоса, бросившего ей вслед: «Используй это время, чтобы подумать».
То, что она больше его не слышала, радовало Матильду недолго. Ей казалось, что нет ничего более невыносимого, чем ледяной холод в этой тюрьме. Девушку привели не в дом, построенный руками человека, а в пещеру, которую морская вода за много веков выточила в скале. С потолка срывались соленые капли. Земляной пол был покрыт соломой, но она уже сгнила, и вокруг образовалось множество луж. Завывал ветер. Волны обрушивались на скалы с грохотом, похожим на раскаты грома. Эти звуки вновь и вновь отражались эхом от стен пещеры, и Матильда, забившись в угол и спрятав голову в колени, не могла их больше выносить. Она закрывала уши, но грохот не утихал. В ушах у Матильды гудело, и вскоре ее голова стала раскалываться от боли.
Вдруг у девушки заныло все тело, каждая косточка, каждая мышца – может быть, от долгого пути, а может, от напряжения. Матильда закрыла глаза, а когда через некоторое время их открыла, вокруг нее сгустилась непроглядная тьма. Мир спал, но неутомимое море ни на миг не умолкало.
Матильда поднялась и стала ходить по пещере, пытаясь согреться. К ней в душу закралось подозрение: Авуаза хочет не побудить ее к размышлениям, а скорее довести до безумия. Иначе зачем она держала бы ее здесь целую ночь, день и еще одну ночь? Девушка перестала считать дни. Она перестала надеяться на спасение.
Может, эта женщина, ее мать, когда-то и любила ее, но теперь ее упрямство стало сильнее любви. Матильда была для нее не только дочерью, но и средством для достижения цели, и если она воспротивится планам матери, то та сломит ее волю.
Иногда девушка чувствовала себя такой измученной, что была готова на все, лишь бы обрести свободу, но при мысли об Аскульфе у нее пробегал мороз по коже, вожделенная земля с цветочным лугом превращалась в ненавистный край темных пещер, и лишь тоска по Арвиду оставалась прежней. Единственным, что согревало Матильду, единственным, что заглушало шум моря, был его образ, который она вызывала в памяти снова и снова. И наконец, когда девушка уже потеряла счет дням, появилось еще кое-что, из-за чего она твердо решила не сдаваться.
Однажды утром от вида еды, на которую Матильда обычно жадно набрасывалась, ей стало плохо. Ее всегда кормили безвкусной кашей с молоком, иногда с черствым хлебом, но когда перед девушкой снова поставили этот скудный обед, ее охватило такое отвращение, будто ей принесли тухлую рыбу. Может, виной тому был солоноватый запах гнили, витавший в воздухе… а может быть, что-то совсем другое.
Подозрение появилось не сразу, но глубоко укоренилось в мыслях Матильды. Отвлечься ей было не на что, и в конце концов она решилась его проверить. Ощупав свое тело, девушка обнаружила, что ее грудь слегка налилась, а живот немного увеличился и был более мягким, чем обычно. Когда она резко поднималась, у нее кружилась голова, а ночью, несмотря на холод, Матильда спала глубоким, крепким сном.
«У меня будет ребенок, ребенок от Арвида», – подумала она.
Та ночь в Питре, которая как будто осталась в другой жизни, принесла плоды.
Девушку бросило в жар от радости. Ее бросило в дрожь от страха. Она ждет ребенка! Она любит Арвида, но находится далеко от него и не сможет ему об этом сказать. И, что еще страшнее, она не сможет спасти свое дитя от Авуазы. Этой женщине нужна дочь, которую можно выдать замуж за Аскульфа и сделать правительницей. Ей не нужен внук от мужчины с сомнительным происхождением.
