Мы с Бреннаном идем пешком, несмотря на то что вокруг полно брошенных машин. Мы идем пешком, потому что машины для этого мира стали слишком громкими: мы без слов уговорились идти пешком… Откуда мне знать: может, на всем свете, кроме меня, уже никто не умеет водить машины.
К вечеру глаза у меня устали и зудят: они отвыкли от контакта, отвыкли видеть. Эти линзы – однодневные. Я бросаю их в костер, и они исчезают.
– Они сильно все меняют? – спрашивает Бреннан, снова ставший размытым пятном.
Я киваю. Закрываю глаза, тру виски. Костер трещит.
– Бреннан, – говорю я, – прости меня. Я не знала, насколько все ужасно. Я не хотела об этом говорить… раньше. Но я прошу у тебя прощения.
– Это потому, что ты не видела? – уточняет он.
Я снова киваю. Я не вру.
– Ты настолько плохо видишь?
Я слышу шорох: он подбрасывает веток в костер. Я жду. Я знаю, что будет дальше: рассказ. Может, про его маму, но скорее про Эйдана. Его брат шел с нами все последние дни.
– Выглядело не так уж страшно, – говорит Бреннан. – Я думал это как… У Эйдана были очки, но он их надевал только за рулем. Больше никогда и не носил.
Он делает паузу. Эйдан как-то забыл очки и поцеловал машину дорожной полиции? Или поехал не в ту сторону по дороге с односторонним движением?
– Майя, – говорит Бреннан громче, – у тебя дома…
– Нет!
Чисто инстинктивно. Не могу, не буду. Он застиг меня врасплох. Я щетинюсь.
– Но…
– Нет! Не хочу об этом говорить!
Даже это чересчур много. Я крепко зажмурила глаза, но даже так картину в памяти не отключишь. Хохол темных волос, упавшее одеяло. У меня готова вырваться угроза уйти от него. Я выскажу ее вслух, даже если это и неправда.
Я чувствую на себе его взгляд.
– Бреннан! Пожалуйста!
Проходит мучительная секунда… и он говорит:
– Ладно.
На следующий день, когда мы идем по дороге, я вижу слева от нас запутавшийся в деревьях громадный парашют. Бреннан кидается вперед, чтобы посмотреть на все первым. Сегодня он уже в третий раз назвал себя «разведчиком». Я вижу, как он останавливается на четкой границе деревьев.
– Что там? – громко спрашиваю я.
– Ящик! – кричит он в ответ. – Огромный!
Когда я подхожу, он уже обходит по кругу громадный пластиковый контейнер, заглядывая в него. Ящик ростом с парнишку.
– Как ты думаешь, что это? – спрашивает он.
– Большой ящик, – говорю я ему.
Он хохочет, но я пока не могу смеяться… и не уверена, что вообще когда-нибудь смогу.
– Но откуда он?
Паренек продолжает кружить, словно щенок, исследующий какой-то запах.
Ящик не прикреплен к парашюту. Купол огромный – больше, чем мне казалось с дороги, – и висит над нами, словно громадное зеленое небо. Стропы лопнули – или обрезаны.
– Его сбросили с самолета, – говорю я, вспоминая инверсионный след, протянувшийся по небу, шум посреди ночи.
– Он пустой! – объявляет Бреннан. Он дергается – кажется, от возбуждения. – Значит, кто-то все из него забрал, так? Тут рядом есть люди?
Я подхожу, чтобы дотронуться до пластикового ящика. Прохладный, гладкий, неживой. Представляю себе мощный реактивный самолет, заполненный не пассажирами, а такими ящиками, возвращающийся обратно пустым.
– Значит, кто-то из уцелевших настолько организован, чтобы организовать для нас, несчастных, план Маршалла[13].
– А что за план Маршалла? – спрашивает Бреннан, уходя с головой в контейнер и рассматривая его потолок.
– Похоже, вы в школе Вторую мировую войну не проходили.
– Нацисты, – возражает он. Его голос даже будит легкое эхо. – Во Второй мировой войне были нацисты.
– Точно. И вообще это не важно, думаю, это вообще не о том.
Ведь план Маршалла – это не то же самое, что берлинский воздушный мост?[14]И это был воздушный мост, а не заброска по воздуху, так что хоть я и считала раньше, что тогда припасы сбрасывали на парашютах, но, наверное, самолеты все-таки приземлялись.
Важно ли это? Может, людей осталось так мало, что исторические имена и названия уже ничего не значат?
Ящик говорит об обратном. Не знаю, какие чувства это у меня вызывает. Надо снова перестроиться, а я устала. Не знаю, сколько во мне осталось возможностей для изменений.
Бреннан высовывает голову из ящика.
– Может, нам их поискать? – спрашивает он. – Я имею в виду тех, кто забрал то, что было в ящике.
Краем глаза замечаю движение – а потом вижу трех незнакомцев. Они стоят среди деревьев и наблюдают. Старый негр с ярко-белыми волосами, моложавая белая женщина, и еще один мужчина, тоже молодой. Возможно, он латиноамериканец, а может, у него просто темные волосы и загар. Издали непонятно.
– Майя? – спрашивает парнишка.
– Думаю, искать не надо, – говорю я.
– Почему? – он выпрыгивает из ящика. – Ты… – Он замечает мой взгляд, следит, куда я киваю. – О! – выдыхает он.
26
«В потемках» – круть или отстой?
[+] заведено 32 дня назад. Автор: Кинза522
419 комментариев топовые комментарии сортировать: по времени
[-] 501_Майлз
Привет! Если кто-то это прочтет: моя жена участвовала «В потемках», я ищу ее с августа. Я проверил все контактные данные съемочной группы для экстренной связи, но ни с кем не смог связаться. Я знаю, что кто-то здесь был знаком с оператором. Если вы можете мне помочь, если кто-то может мне помочь, я вас очень прошу.
Пожалуйста!
27
– Как зовут? – спрашивает старик.
Это уже другой старик. Этот – белый и бородатый, и эта ферма принадлежит его семье уже несколько поколений. По крайней мере так гласит предание. С начала чумы – так они это назвали, чумой, – прошел всего месяц, а у этого приюта, скрытого в глубинке Массачусетса, уже сложились предания.
Это первый вопрос, который он нам задал, но он уже сделал несколько пометок в гроссбухе с кожаным переплетом. Раса и пол, как я полагаю. Общие впечатления. Жизнерадостная энергия Бреннана, моя хмурость.