Однако встретиться с Нертовым не удалось — тот все время где-то разъезжал по своим делам или, не исключено, его просто не звали к телефону. Представляться же секретарю, кто и зачем звонит, у Кима не было никакого желания.
Ким пытался подкараулить бывшего помпрокурора у банка и даже увидел, как тот вышел на улицу. Только рядом с сыщиком шел посторонний мужчина. Ким сразу же определил в нем сотрудника правоохранительных органов. Как ни маскируй взгляд, походку и манеры после нескольких лет работы в «системе» — все равно ментом за версту пахнет, — некогда услышал Ким на лекции по ОРД — оперативно-разыскной деятельности. И оказалось, что лектор не ошибся.
Позднее, уже работая в войсках, особист сделал вывод: любая профессия деформирует человека, как и среда, в которой он вращается — этакий своеобразный диагноз. Или, как говорят чаще: «С волками жить — по-волчьи выть». Только диагноз этот бывает от «практически здоров. Годен к строевой» до…
«Я безу-умно люблю кофе»! — С придыханием в голосе и томно закатывая глаза, изречет практически любой причисляющий себя к творческой богеме субъект. Именно «безумно», а не просто «люблю» или «нравится». А о чем идет речь — о кофе, булочках или о творчестве художника — значения не имеет. Богема все любит. Все безумно… Вспоминая манеры своих школьных учителей, Ким отметил, с каким придыханием говорили словесники: «Онегин (Ленин, Пушкин, Сталин и т. д.) — самый человечный человек»! Тут же он вспоминал сухонькую математичку, что-то бурчащую об иксах и игреках… А народные избранники первых созывов? — Этим некогда гарантированную психушку заменили возможностью официальных выступлений в парламенте. «Да там же две трети — мои клиенты»! — Смеялся главврач психиатрической больницы, куда Ким как-то зашел навестить «косящего под дурика» солдатика, — вы только послушайте, что они несут! А жесты? А ужимки? — Диагноз без дополнительного обследования ставить можно. Как там они говорят? — «Однозначно»! — И врач снова рассмеялся.
Так вот, человек, шедший рядом с Нертовым, по мнению Кима, имел непосредственное отношение к оперработе. Непонятно как выделив азиата из толпы граждан, идущих по людной улице, оперативник задержал на Киме взгляд и, чуть подавшись в его сторону, приостановился. Бывший особист поспешил ретироваться. «Пускай у меня тоже профессиональная деформация — мания подозрительности и преследования, — Ким, спешно удалялся от банка, — но береженого Бог бережет. А парень этот не случайно на меня запал, ох, чую, не случайно».
В результате, визит к Нертову был отменен. Единственное, что успел сделать Иван Анатольевич, так это передать через надежных людей бывшему помпрокурора небольшую посылку. «Раз разгребывался с этим делом, так пусть ему жизнь медом не кажется сейчас», — злорадно решил Ким, всовывая в коробку от торта пакетик с одним из ушей и пачку листов бумаги».
Эти бумаги, безусловно, тоже не следовало брать. Но опять умудрилась насвоевольничать Айгюль. Выяснилось, что пока Ким ходил в банк, девушка дождалась ухода из квартиры, где обитал Шварц, любовницы оборотня, вскрыла жилище, словно заправская домушница («Дура, а если бы в это время туда милиция нагрянула? Прямо по «горячим» следам?!»- Возмущению Кима не было предела), и учинила небольшой обыск.
Ничего, представляющего интерес, в квартире не нашлось. Напоследок Айгюль бегло просмотрела содержимое стоящего в прихожей «дипломата», обнаружив там кучу заявлений в милицию и прочих подобных бумаг. Ким, слушая об этом, хмыкнул про себя — подобные чемоданы были почти что у каждого оперативника, в них они хранили незарегистрированные заявления и прочие, скрываемые от статучета, документы. Если такой портфель и обнаруживали проверяющие в кабинете оперативника, то не вскрывали, в отличие от сейфов. Одно дело — государственное имущество, другое — личные вещи, досматривать которые без постановления, подписанного прокурором, никто не решался.
Так вот, в «дипломате» Шварца, кроме кучи казенных бумаг, лежала отдельная папка, на которой крупными буквами значилось «Операция Мстителя». Пролистнув несколько страниц, Айгюль увидела знакомую фамилию «Керимбаев» и поспешила забрать папку с собой.
Ознакомившись с содержимым документов, Ким направился к ближайшей конторе, где делали платные ксерокопии. Теперь один экземпляр содержимого папки должен был попасть на глаза Нертову. Наверное, это тоже не следовало бы делать, но бывший особист почему-то решил, что его знакомому не помешает почитать записки Шварца.
* * *
Хотя Алма-Ата, как обычно, встретила ярким солнцем, настроение у Кима не улучшилось. Несмотря на то, что за время полета он уже несколько раз мысленно просчитал все возможные варианты доклада руководству и последующие реакции, уверенности, что оно, руководство, по крайней мере, не укажет бывшему особисту на дверь, не было. Такие же мысли преследовали Кима и когда он вместе с Айгюль спустился с трапа самолета, и когда добрался до зала прилета.
Предчувствия, видимо, не обманули: господин Керимбаев, за спиной которого маячили несколько охранников, лично прибыл в аэропорт. Киму показалось, что его ноги наливаются свинцом, но, тем не менее, он шел вперед, на встречу своей судьбе. Керимбаев выглядел недружелюбно и смотрел куда-то мимо командированного, хотя тоже двинулся навстречу. И вдруг, совсем неожиданно для Кима, бизнесмен обнял Айгюль и, прижав ее к себе, как-то очень нежно прошептал: «Доченька, ты вернулась, наконец. Мы с мамой так за тебя волновались»…
Ким ошалело глядел на эту сцену. Все его планы относительно оправданий разрушились, словно карточный домик от неосторожного дуновения сквозняка.
Потом он ехал в личной машине почтенного Керимбаева к нему домой, где гостей ждал накрытый стол, во главе которого восседал древний старик с изборожденным морщинами лицом и редкими седыми волосками бороды. По почтительному обращению, Ким догадался — старик был отцом директора. Приехавшие некоторое время ожидали, пока Керимбаев что-то негромко говорил старику, слегка согнувшись перед ним. Потом аксакал неожиданно быстро для его возраста поднялся со своего места и, отрывисто позвав: «Айгюль!», вышел из комнаты. Девушка спешно последовала за ним. Следом, извинившись перед гостями, скрылся и ее отец.
Прошло около часа прежде, чем хозяева вернулись. О чем они столь долго беседовали, можно только догадываться. Айгюль же между тем решительно подошла к Киму и, что не вписывалось ни в какие правила домостроя, села рядом с ним. Бывший особист настороженно молчал, исподтишка наблюдая за главой семьи, но тот, казалось, ничего не замечал.
Затянувшуюся паузу, наконец, прервал Керимбаев. Он медленно поднялся и витиевато поблагодарил «уважаемого Ивана Анатольевича» за помощь, оказанную роду.
— Я успел ознакомиться с записями этого… — Керимбаев не произнес имени, но Ким и без того понял — речь шла о Шварце, — он сам обо всем рассказал. Имена в записях, думаю, вымышленные, но события описываются реальные. Во всяком случае, они совпадают с теми данными, которые нам достоверно известны. Единственный вымысел, пожалуй, лишь, что этот негодяй представляет себя этаким суперменом-мстителем.
Ким и сам пришел к подобному выводу, ознакомившись с записями, добытыми Айгюль. Бывший прапорщик, очевидно, описывал события, связанные с собственной службой, только попытался облечь все это в форму некоего романа. Читая это произведение, Ким то и дело ловил себя на мысли, что оно напоминает записки сумасшедшего маньяка. Одним из эпизодов книги был сюжет о том, что герой, профессиональный киллер, решил подчинить своей власти одного из первых лиц города. Поэтому, получив задание убить очередного бизнесмена, он заставляет стать исполнителем дочь этого «первого лица», рассчитывая впоследствии его шантажировать и заставить подчиниться своей воле. Этот-то эпизод вкупе с военными мемуарами Шварца и заставил Кима передать копию романа Алексею Нертову.
