Книга Хирург "на районе" - Дмитрий Правдин

Осень — не только время урожая, но и пора обострений язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, хронического панкреатита и холецистита. Работы хватает как огородникам — убирать то, что выросло в садах, так и врачам. Но если добрый урожай прибавляет людям радости, то обилие больных нас не радует.

Сентябрь для нас выдался особенно урожайным. Даже травма отошла на задний план.

— Надо сменить вывеску, написать «Отделение хирургической гастроэнтерологии», — хохмил Саныч.

Молодые врачи, приехавшие к нам в начале августа, уже втянулись в работу, и с этого месяца я разрешил им дежурить на дому. Степан старательно осваивал оперативную хирургию, и у него стало недурственно получаться, но самостоятельно оперировать я ему пока не доверял. Юра неотлучно находился при мне, постоянно ассистируя и совершенствуя технику. Я разрешил ему самостоятельно прооперировать аппендицит и пару паховых грыж, но большего пока не доверял.

Санычу я запретил оперировать вовсе. Дело в том, что он начал катастрофически терять зрение, без очков не видел совсем, а в очках — только вблизи. Поначалу он скрывал сей факт и хорохорился, но в один прекрасный день, в самом конце августа все раскрылось.

Я отправил Саныча оперировать трехлетнего ребенка с врожденной паховой грыжей. При такой патологии дном грыжевого мешка является не брюшина, как при приобретенной грыже, а яичко.

С первых минут операции Саныч как-то странно себя повел: он долго прицеливался прежде, чем разрезать, а потом не смог найти грыжевый мешок.

— Саныч, да что с тобой такое? — не выдержал я. — Не выспался, что ли?

— Шеф, прости, давно в операционной не был, загнал меня на прием, понимаешь!

— Саныч, да вот же мешок, держи! — не выдержал я, глядя, как он роется в тканях, отыскивая грыжу.

— А, точно! Спасибо, а я здесь ищу, а она туточки!

— Давай шустрее, что-то долго копаемся сегодня!

Выделив мешок вместе с яичком, Саныч зажал его между браншами ножниц. Еще мгновение — и случилось бы непоправимое.

— Саныч, стой! — закричал я. — Ты что, ослеп? Ты же чуть яичко ребенку не отрезал!

— Какое яичко? — Он подслеповато сощурил глаза. — Откуда ему здесь взяться? Это же грыжевой мешок!

— Саныч, грыжа врожденная, у нее дно — яичко! Ты вот яичко и хотел только что оттяпать, а не грыжу!

— Ая-яй! — побледнел Саныч. — Не отрезал?

— Да, не успел! А ты что, не видишь? — смутные подозрения закрались в мою душу. — А скажи, сколько иголок на столе лежит?

— Три! — Бурлаков опять сощурился.

— Не три, а пять!

— Где пять, я только три вижу!

— А я вижу, что ты слепнешь! Все Саныч, больше сам чтоб не оперировал, пока кого-нибудь не угробил!

— Да, шеф, тут три иголки, а не пять!

— Дело не в иголках, если хочешь знать, их тут вообще две, а в том, что ты опасен! Только не вздумай запить, тебя тут же уволят.

— Да я и сам хотел тебе сказать, — погрустнел Саныч. — Но боялся, что в операционную не пустишь. Сам же знаешь, хирург без операции — как летчик без воздуха.

— Знаю, — отрезал я. — Ассистируй, если хочешь. На приеме прыщи вскрывай. А про остальное забудь! У тебя отпуск не израсходован, вот собирайся. И не картошку копай — без тебя справятся, а езжай в область к окулистам, пусть или очки подберут, или операцию сделают. А после поговорим.

Одиннадцатого сентября 2001 года в Нью-Йорке террористы-смертники атаковали башни-близнецы. И в этот день в нашем отделении появился новый персонаж. Петр Вольдемарович Минусинский — так он представился при знакомстве. «Дополнение к нашему молодому пополнению», — съязвил Иван, рассмотрев нового хирурга.

Вольдемарыч роста был среднего, широк в плечах, лицо одутловатое — все бы ничего, если б не бегающий взгляд. Про себя рассказал, что работал в крупной больнице, был при квартире и с семьей, да развелся и вынужден был уехать, как жить стало негде. Квартира принадлежала бывшей супруге, а у нас обещали жилье.

— Точно бухает! По лицу вижу, свой брат, алкаш! — шепнул мне на ухо Саныч, внимательно рассмотрев Минусинского, и добавил: — Голову отдаю на отсечение, из-за: пьянки и работу, и жену потерял.

— Саныч, ну зачем ты о людях плохо думаешь? — тоже шепотом спросил Иван.

— Ничего я не думаю, я знаю! Потому что сам такой! — обиделся Бурлаков.

— Ну, а какими операциями владеете, коллега? — поинтересовался я у приезжего.

— Многими, кроме резекции желудка, — скромно ответил тот.

— Ну, хорошо. Проверим вас в деле, а там решим.

— Меня можно звать Петром или Вольдемарычем, кому как удобно, — предложил Минусинский.

Мы с Иваном не возражали.

— Дима, а ты заметил, что он к нам именно одиннадцатого сентября пришел? — спросил Саныч.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Ну, как-то такая нехорошая ассоциация возникает.

— Хочешь сказать, что его сюда «Аль-Каида» забросила, чтоб он нам хирургическую службу развалил?

— Насчет «Аль-Каиды» не знаю, — хмыкнул Иван. — Но этот тип ох как не прост! Саныч прав, он чего-то недоговаривает!