Помимо этого имелся еще архиепископ Сан-Франциско Герберт О’Доннован, ничем себя не проявивший, однако ничем и не запятнавший. Его рьяно поддерживали американцы и англосаксы.
Список замыкал южнокорейский кардинал Су Чжань, архиепископ Сеула, но ему было всего пятьдесят шесть лет, и он считался слишком молодым для папы. К тому же среди иностранных кардиналов он был мало известен.
Единственным итальянцем, который мог реально претендовать на папский престол, был статс-секретарь Умберто Мальдини. Итальянцы, как я знал, никак не могли смириться с тем, что их пятисотлетняя монополия была прервана с избранием на папский трон поляка Кароля Войтылы, и они поклялись, что новым понтификом станет один из них. Я отлично помнил о роли Мальдини в утаивании истинных причин смерти папы Адриана и задавался вопросом – действовал ли он в интересах церкви или своих собственных. Итальянцев на конклаве было двадцать семь, и, чтобы сделать папой Мальдини, им требовались голоса других группировок. Против Умберто говорило то, что статс-секретари, считавшиеся одиозными фигурами, крайне редко избирались папами: за всю историю папства такое удалось всего лишь трем премьер-министрам Ватикана – в 1655 году Александру VII, затем в 1667 году его преемнику на престоле св. Петра Клименту IX и, спустя почти триста лет, в 1939 году Пию XII.
Победителю требовалось набрать две трети голосов в том случае, если число кардиналов без остатка делилось на три или, как в нашем случае, две трети плюс один голос: всего 78. И никто не мог предсказать, чем же закончится конклав, который вошел в историю церкви под названием «убийственного» и «кровавого». Но не буду забегать вперед, а изложу все по порядку.
Камерленго, который и сам являлся одним из папабилей, после того как весь присутствующий персонал, к которому относился и я, поклялся хранить молчание и принес присягу, обратился к кардиналам с традиционным вопросом:
– Братья, желаете ли вы, чтобы мы приступили к выборам?
Сразу несколько кардиналов одновременно заявили:
– Немедленно, немедленно!
Регламент предусматривал, что в первый день конклава, если кардиналы этого возжелают (что имело место), могут быть проведены несколько туров. В случае если папа избран не будет, следовало прервать выборы на ночь и приступить к ним на следующий день: с половины десятого до половины первого (два тура), затем обеденный перерыв, а с половины пятого до половины восьмого снова два тура.
После этих слов в Сикстинской капелле возникла секундная пауза. Кардиналы бросали друг на друга вопросительные взгляды, но никто не подал голоса. Все ждали имени, но его не последовало. А ведь у кардиналов имелась еще одна возможность избрать понтифика, причем не прибегая к тайному голосованию, – посредством спонтанного выкрикивания имени одного из собратьев, к которому присоединяются в экстазе все собравшиеся. Эта древняя традиция, с помощью которой за историю церкви было избрано всего лишь несколько церковных властителей, да и те – в глубокой древности, именуется аккламацией, была упразднена еще при Иоанне Павле, однако вновь возрождена Адрианом.
Кардиналы предпочли промолчать, ибо даже назови кто-либо из них имя одного из претендентов, вряд ли Святой Дух, снизошедший на всех участников конклава, заставил бы их поддержать кандидатуру. Все настроились на трудные и, возможно, долгие выборы.
– Ну что же, братья, – выждав минуту, произнес кардинал Уризоба, – нам следует составить счетную комиссию!
С этого конклав и начал свою деятельность. В чашу, что стояла на столе пред алтарем, были положены бюллетени с именами всех присутствующих, и один из кардиналов, перемешав их, вытащил три бумажки. Кардиналы из Венесуэлы, Испании и патриарх Венеции на период конклава стали церберами, следящими за подсчетом голосов. В их обязанности входило тщательно следить за процедурой голосования и подводить итог после каждого тура. Вслед за этим тем же образом были избраны контролеры, держащие под надзором членов счетной комиссии: доверять, конечно, нужно, но лучше всего проверять, как говаривал русский революционер и безбожник Ленин, на какое-то время заменивший у себя на родине (да и в других странах) Христа. Два итальянца (из Пизы и Милана), а также престарелый кардинал с Филиппин волей судеб получили эти должности. Наконец, еще трем (поляку, американцу и мексиканцу) было вверено после оглашения результатов голосования сжигать в печи бюллетени, оповещая тем самым мир о том, избран ли новый Pontifex Maximus или все еще нет.
После того как все формальности были улажены, объявили о начале первого тура голосования. Я наблюдал за Антонио, сидевшим в противоположной части капеллы. Мой брат выглядел сосредоточенным и величественным, готовым в любую секунду стать папой. Но, думаю, таковыми в тот момент были почти все (ах, да что лукавить – абсолютно все!) кардиналы, собравшиеся под сводами, украшенными фресками Микеланджело. Вообще-то стать папой может любой человек, который обладает двумя неотъемлемыми критериями: мужской пол и католическая вера. И ему вовсе не требуется быть прелатом и, более того, кардиналом и присутствовать на конклаве. В стародавние времена нередки были случаи, когда папой избирали человека, находившегося далеко от Рима, – последним папой таким образом, совершенно неожиданно для себя, стал епископ испанского города Тортосы, тезка последнего, ныне покойного папы, Адриан Шестой, уроженец Утрехта, занимавший Святой престол в течение всего неполных двух лет в первой трети шестнадцатого века перед пятивековым засильем итальянцев. Теоретически кардиналы могут избрать папой любого холостого католика мужского пола, проживающего в любой точке планеты (и даже меня, ничтожного, мелькнуло в моей грешной голове), однако уже в течение столетий прерогатива стать папой сохраняется только за кардиналами, находящимися «под ключом».
Кардиналы получили несколько минут, чтобы собраться с мыслями и принять сообщение от Святого Духа, что, видимо, реял сейчас над ними (хотя с учетом последующих событий следует говорить о присутствии в Сикстинской капелле не менее трех десятков легионов бесов и демонов во главе со своим пропахшим серой хозяином). Затем каждый из них взял ручку, лежавшую на столике, и начал вписывать в бюллетень – узкую полоску бумаги с загнутым верхним краем, увенчанную надписью Eligo in summum pontificem – имя того, кто, по его мнению, более всего достоин стать папой.
Мне было интересно узнать, кого же указал в бюллетене Антонио. Неужели самого себя? Мысль о том, что кто-либо из кардиналов может проголосовать за самого себя, считается недостойной, однако, думается, кое-кто воспользовался подобным шансом и на этом конклаве, как и на двух с лишним сотнях до него. Недаром же имя в бюллетень надлежало вносить манером, который бы отличался от обычного почерка голосующего – для того чтобы никто не узнал, кто за кого проголосовал, и позднее не отомстил. Да, ну и нравы в родной моей святой апостольской римской церкви! Но ведь кардиналы – тоже люди.
После того как имена были внесены, в соответствии со строгой очередностью, определявшейся рангом и датой возведения в кардиналы, князья церкви по одному покидали свои места и, держа в руках сложенный вдвое бюллетень так, чтобы все могли его хорошо видеть, шествовали к алтарю, где возвышался стол с чашей.
