Ян воспринял всю эту историю с мрачным удовлетворением. Банда четырех уничтожена. В живых остался только Торгни Фридман.
Договор. Рами каким-то образом выполнила свое обещание.
Но она о себе так и не дала знать. Много позже, через пять лет, он увидел в витрине единственного в Нордбру музыкального магазина диск с именем РАМИ.
Он купил диск. Это был ее дебютный альбом, только что выпущенный. И одна из песен называлась «Ян и я».
Вот она и подала о себе знак. А как же это еще понимать?
Как раз в то время он начал работать в детском садике «Рысь». А осенью увидел, как психотерапевт Эмма Халеви привела своего сына Вильяма в соседнее отделение садика, и сразу вспомнил Юпсик. Психобалаболка, подумал он.
Договор.
Ян вспоминал свои подростковые годы – и вдруг удивился сам себе: ему за все это время даже в голову не приходила мысль поинтересоваться, почему Рами заперли в Санкта-Психо. Почему и за что.
Что она такого сделала, что ее отправили сюда, да еще в закрытое отделение?
Он не знает, да и не хочет знать. Он ждет ее в подвале.
Он прислушался – где-то завыли сирены. На дороге. Звук все усиливался.
Пожарные машины?
На стене внезапно зажглась еще одна лампочка, на этот раз красная, и начала мигать с равномерными интервалами. Сигнал тревоги. Скорее всего, сигнал тревоги.
Он посмотрел на часы – без четверти десять. Для учений рановато.
Внезапно задребезжал и задергался мобильник в кармане. Он вздрогнул.
– Алло? – сказал он тихо.
Наверное, Лилиан. И что он ей скажет?
– Привет, Ян. Это Мария-Луиза.
Ян сжал изо всех сил мобильник и тут же отпустил. Так и раздавить можно.
– Добрый вечер, Мария-Луиза. Что-то случилось?
– Да… можно сказать, случилось. Я всем подряд звоню, но никто не отвечает. Хотела тебя спросить – ты не видел Лео? Лео Лундберга?
– Лео? Нет… а что?
– Лео сбежал от своих приемных родителей. Играл во дворе. Стемнело, они спустились его забрать. А его и след простыл.
Ян слушает и совершенно не представляет, что на это сказать. Ему сейчас не до детей, но что-то же он должен ответить.
– Лео – мой любимец, – говорит он.
Мария-Луиза отвечает не сразу. Она, очевидно, не поняла, что он хотел сказать. По правде, он и сам не понял.
– Важно его найти… Ты сейчас где, Ян? Дома?
– Да… – понизив голос, говорит он и чувствует себя разоблаченным.
– Хорошо… теперь ты знаешь, что случилось. Мы уже подключили полицию. Если что-то увидишь или узнаешь, сообщи им. Или мне.
– Само собой… Я позвоню.
Ян нажимает кнопку отбоя и переводит дух. Лео… его вечная неуемность, вечное беспокойство. Плохо, что он сбежал, но этим занимается полиция, и Ян ничего не может сделать. Он должен быть там, где он есть. Ради Рами.
И через несколько минут он наконец слышит звук, которого ждал, – с лязганьем и скрипом заработал барабан бельевого лифта.
Сердце екнуло и забилось. Он подошел поближе клюку. Звук нарастает, слышно, как погромыхивает кабина.
Лифт с глухим стуком останавливается. Несколько секунд молчания. Дверца медленно приоткрывается. Там кто-то есть.
Сердце вот-вот вырвется из груди. Ян делает шаг к лифту.
– Ты здесь, – шепчет он. – Наконец-то… Добро пожаловать… поздравляю…
Из кабины появляется рука, за ней нога в джинсах. Спустя мгновение нога безжизненно падает на пол.
– Рами?
Ян приближается клифту – и дальнейшее происходит очень быстро. Слишком быстро – он не успевает среагировать. Тяжелая дверь с грохотом распахивается и со всей силы бьет его в грудь. У него перехватывает дыхание от боли, и он тяжело опускается на пол.
Какое-то шипение, воздух белеет, Ян падает на спину. Глаза невыносимо щиплет, он не может вдохнуть.
Слезоточивый газ. Кто-то направил на него баллончик со слезоточивым газом.
Рядом с ним тяжело падает тело. Несмотря на ручьем текущие слезы, Ян успевает разглядеть глубокую резаную рану на шее и почувствовать горячую липкую кровь на руке.
Мужчина. Охранник. Он узнает его – Карл. Ударник из «Богемос», тот, кто обещал помочь поговорить с Рёсселем. Кажется, он умирает.
– Карл?
Или уже мертв. Не шевелится, футболка почернела от крови.
Ян пытается проморгаться и сфокусировать зрение. В лифте что-то шевелится, какая-то тень. Помимо умирающего охранника, в кабину втиснулся еще кто-то…
С трудом выбирается из тесного пространства… кто это? Алис? В больничной одежде: спортивная курточка, серые хлопковые брюки, белые кроссовки.
Больной. Пациент. Заключенный.
Но не Алис.
Мужчина.
Он наклоняется над Яном и хватает его за руки. От него пахнет дымом, слезоточивым газом и еще чем-то… бензином?
– Не дури, – говорит он тихо. – Расслабься.
Теперь Ян не может пошевелить руками – они крепко связаны пластиковым браслетом. Почище наручников.
Незнакомец сует баллончик в карман и поднимает Яна с цементного пола. Лицо его в тени, но Ян видит, что помимо баллончика с газом у него есть и еще кое-что. В правой руке он сжимает нож.
Нет, не нож. Опасная бритва, вся в крови.
– Я знаю, кто ты. – Голос хриплый, но спокойный, даже монотонный. – Ты мне все про себя рассказал.
Ян успевает поразиться несоответствию – мягкий, ласковый голос и мгновенные, уверенные движения рук. Он рывком поднимает Яна с пола:
– Ты поможешь мне выйти отсюда.
Ян моргает. Он ничего не может понять.
– Кто ты?
– Погляди сам.
Он быстро поднимает левую руку, и Ян узнает его.
Иван Рёссель. С Ангелом в руке. Он выглядит старше, чем на экране компьютера, у него появились морщины, вьющиеся волосы отросли почти до плеч, и в них появилась седина.
Ян закашлялся – действие газа еще не прошло.
– Рами, – шепчет он, с трудом переведя дух, и показывает на Ангела. – Я дал его Рами.
– Ты дал его мне.
– Рами должна сюда спуститься и…
– Никто сегодня сюда не спустится. Никого больше не будет. Только мы вдвоем – ты и я.
Он толкает Яна и подносит к его шее лезвие бритвы:
– Пошли, приятель. А это… – он носком кроссовки тычет в неподвижное тело, – мы спрячем в лифте. Бери его за руки.
Ян повинуется грубому тычку в спину. Неловко хватается связанными руками за ворот Карла и, словно во сне, тащит его клифту.
