Грибов по-прежнему находился метрах в пяти от меня, но что-то в его поведении изменилось. Будто нажали педаль акселератора.
Я начал подниматься со стула, чувствуя, как все мышцы вибрируют от напряжения, когда Сабина отчетливым звенящим голосом произнесла:
— Так значит, теперь моя очередь? Вы ползали за мной по пятам, подбираясь все ближе и ближе, а теперь… Какой, вы говорите, мне будет присвоен номер? Четвертый? Может быть, пятый? Или их уже больше? Сколько же?
Сколько их нужно, чтобы все это наконец прекратилось?
Она презрительно вскинула подбородок, открыв смуглую, на удивление молодую шею, и подалась вперед, Грибов взвизгнул, будто наступил босой ногой на колючую проволоку, и я увидел, как мокро блестят его ухоженные зубы. Пятна темного румянца проступили на его щеках.
На мгновение мне показалось, что все это происходит в какой-то другой реальности. В паузе, где каждая секунда тянулась будто капля клейкой слюны, я услышал, как, отчаянно хрипя, бьется в дверь Сабининой комнаты бедолага Степан, и этот звук вернул меня к действительности. Мы с Сабиной были все равно что на необитаемом острове в компании с людоедом.
Грибов уже стоял на пороге гостиной, и я даже не успел заметить, как его правая рука неуловимым движением освободилась и в ней мелькнул небольшой темный предмет.
Я вскочил.
— Стоять! — заревел Дровосек. — Не двигаться! Закрывая Сабину, я подался вперед — ион выбросил руку прямо перед собой, целясь мне в лицо. Я ушел влево, углом глаза успев заметить, что темный предмет — не «ствол». Все что угодно: граната, самодельная пластиковая шашка, метательный нож, — но не «ствол». В ту же секунду загремел звонок в дверь.
Даже если бы в комнате появилась летающая тарелка с маленькими зелеными ребятишками на борту, я бы удивился меньше.
Грибов попятился, держа меня в поле зрения, на лице его отразилась суетливая озабоченность. Звонок загремел снова — длинно и настырно. Степан разразился бешеным лаем. Теперь за дверью вовсе не убирали палец с кнопки.
Дровосек допятился до двери — и я понял, что его беспокоит. Дверь двадцать четвертой оставалась незапертой.
Дар связной речи вернулся ко мне.
— Пожалуй, есть смысл открыть, — посоветовал я. — Тому, кто звонит, внизу сказали, что хозяева дома. Иначе чего бы он трезвонил? Поднимется шум, могут вызвать милицию. Такой вариант устраивает?
Грибов заколебался. Он размышлял всего мгновение. Звонок неистовствовал. Наконец он попытался, не поворачиваясь, нащупать за спиной рычаг замка, но не смог. Чтобы закрыть дверь левой рукой, ему пришлось повернуть корпус и на долю секунды отвести взгляд, и в тот же миг я прыгнул.
Реакция была мгновенной. Еще в воздухе я увидел, как навстречу метнулся темный предмет, прогнулся всем корпусом, завалился на спину, и окованный сталью носок моего ботинка врезался справа в подреберье Дровосека. Звук был тупой и влажный, словно я угодил по говяжьей туше. Грибова швырнуло вправо, он со всхлипом всосал воздух и стал сползать по стене, цепляясь за крючки вешалки.
Но и сам я был не в блестящей форме. От удара боком о пол свет на мгновение померк у меня в глазах, а когда снова вспыхнул, я обнаружил, что сижу на полу, мертвой хваткой держась за ручку двери.
Я вскочил, одновременно рванул дверь на себя, покачнулся, прыжком преодолел тамбур, крутанул рукоятку задвижки — и в следующую секунду уже снова был в прихожей.
У меня не оставалось времени, чтобы взглянуть, кто там, за дверью.
Потому что Дровосек уже был на ногах и направлялся к Сабине.
— Эй! — заорал я. — Ты, падаль, смотри, я уже здесь! Ты слышишь?
Он повернулся — и я увидел, как его глаза стремительно расширяются. Так бывает только в немом кино. Казалось, еще немного — и они вывалятся из глазниц, как детские стеклянные шарики, и запрыгают по паркету. Щеки Дровосека враз опали, будто утратив опору внутри себя.
— Нет… — вдруг забормотал он. — Нет! Я не хочу! — Судорожным движением он дернул ворот, сыпанулись пуговицы. — Я все сделал правильно! Почему? Почему ты пришел?
Я похолодел. Это не могло быть уловкой. Лицо Грибова было таким, будто он заглянул прямиком в преисподнюю. Я оглянулся.
В дверях стоял Поль.
Зрелище действительно впечатляло. По случаю потепления он облачился в засаленную армейскую телогрейку и протертые на коленях джинсы, заправленные в зеленые резиновые сапоги с голенищами до колен.
Мрачная черно-фиолетовая физиономия моего приятеля выражала брезгливое недоумение, отчего он еще больше походил на монарха какого-нибудь небольшого экваториального государства в изгнании. В левой руке, слегка на отлете, как знак все той же монаршей власти, Поль держал увесистый сверток, запакованный в крафт-бумагу, размером с мяч для регби. Или с человеческую голову, если это вам больше нравится.
— Что это тут у вас происходит? — пробасил Поль, протискиваясь в прихожую и окидывая взглядом поле боя. — А где Сабина Георгиевна?
— Темный! — вдруг выкрикнул Грибов. — Темный, где же твое слово? Ты обманул! — Голос его сорвался, как с обрыва, в мычание.
— Это еще кто такой? — сильно удивился Поль. — И почему он говорит, что я обманщик? Я честный бизнесмен и играю по правилам. Даже если это чужие правила. Егор, откуда тут взялся этот mother-fucker?
Я не мог произнести ни слова, потому что еще не восстановил дыхание. В голове плавал туман. Поль по-бычьи нагнул курчавую голову в офицерском кепи, оскалился и не спеша двинулся к Дровосеку, покачивая на ладони сверток.
Грибов торчал, будто примороженный к полу, не отрывая взгляда от свертка; когда же Поль приблизился, он вдруг торопливо забормотал, как испорченный диктофон:
— Что там? Что там? Скажи мне, что там? Умоляю — скажи!..
— Сейчас, — прогудел Поль. — Сейчас увидишь…
— Осторожно! — успел крикнуть я, но в то же мгновение Дровосек коротко ткнул Поля своей штукой куда-то между полами ватника. Раздался сдвоенный сухой щелчок, резко запахло озоном. Тело Поля, на секунду сложившись, распрямилось, словно огромная вороненая пружина, и, пролетев почти через всю гостиную, врезалось в угол книжного шкафа.
Вот оно что! Теперь я знал, с чем имею дело. Шокер. И очень мощный.
Другого оружия у Дровосека с собой нет, иначе он давно бы его применил. Он шел к одинокой пожилой даме и не хотел таскать на себе тяжести. Как обычно, все должно было выглядеть элегантно.
— Сабина! — позвал я. — Скорее, Сабина! Бегите к стене, туда, где Поль…
— И не подумаю, — был ответ. Она даже не повернулась в кресле. Все, что она хотела, — чтобы Дровосек услышал ее. — Вам лучше уйти отсюда, если сможете.
Никто не будет мешать. — Она сухо усмехнулась. — Вам наверняка известно, что я уже дала показания, и вряд ли вам удастся что-либо изменить. Разве что счет, если это все еще так важно для вас…
