— Я имел в виду другое. Я хотел вот что спросить — не собьет ли ее с пути любовь к этому парню, как там его, Лотрину?
— Самое трудное, Аремис, — необходимость полагаться на других. Я полагаюсь на то, что Элспит удастся передать мои слова королеве Валентине. Что же касается герцога, то хочется верить, что, несмотря на его боль и гнев, он все же сохранит ясную голову, покажет королю свою преданность, сдержит желание броситься вместе со своим войском в Перлис. Я надеюсь, что Валентине достанет выдержки, и она откажет Селимусу. Я также надеюсь на то, что и Кайлех воздержится от необдуманных действий.
Уил вздохнул.
— Мне вся понятно, Уил, — отозвался наемник, пристально посмотрев в глаза Илены. — Ни на кого не полагаться. Вот мой девиз. Невозможно управлять судьбами других людей, строить из себя всемогущее божество. Делай, что должно, и справляйся с трудностями по мере их появления. Я не верю, что у Элспит хватит терпения дождаться тебя. Я не верю в то, что твоя королева сможет устоять перед напором Селимуса. Я не думаю, что Кайлех будет долго проявлять благоразумие. А кто посмеет упрекнуть семью Фелроти в жажде мести? Единственное, что мы себе сейчас можем позволить — это сосредоточить наши усилия на главном. Невозможно одновременно присутствовать повсюду. Ты хочешь получить объяснение преследующему тебя проклятью — что же, давай поищем это объяснение. Давай найдем этого колдуна, сейчас для нас это самое главное.
— Признаюсь тебе честно — мне сейчас больше нечем заняться.
Глава 24
Взяв младенца на руки, король Кайлех почувствовал прилив такой сильной нежности, что у него перехватило дыхание. Он ласково успокоил малыша, когда тот захныкал, восхищенно полюбовался его крепким, здоровым тельцем. Какой замечательный малыш! Какие у него сильные ножки, как он отчаянно лягается ими в минуты радости или недовольства. А голос! Как громогласно требует он, чтобы его накормили. Придет день, и этот младенец станет могущественным хозяином королевства. При мысли об этом отцовское сердце наполнилось гордостью.
Кайлех погладил золотистые кудряшки сына и улыбнулся, увидев на щечках наследника очаровательные ямочки — свидетельство того, что это сын своего отца. Такие же ямочки были в детстве и у самого Кайлеха. Мать говорила ему, что это знак, что Хальдор отметил его своей благодатью, даровав особую судьбу.
— Айдрех! — нежно обратился Кайлех к сыну. Никогда еще он не испытывал такой безграничной нежности. Радостное отцовское чувство, осознание того, что из его семени появился продолжатель королевского рода, оказалось настолько сильным, что даже слегка напугало его самого.
— Сын мой! — прошептал он и ласково поцеловал младенца. В это короткое мгновение король понял: никого он не будет любить так, как Айдреха, своего прекрасного наследника.
Голоса придворных вернули его из грез на землю. Увидев приближающегося Рашлина, Кайлех неохотно передал ребенка кормилице.
— Готов? — поинтересовался король.
Барши коротко кивнул.
— Забери мальчика! — приказал кормилице король.
Подойдя к пыльному участку земли, окруженному частоколом из бревен, он поднялся по ступенькам на грубо сколоченный, невысокий помост. Его сына унесли — младенец, видимо, уже прильнул к груди кормилицы.
Внимание короля приковало нечто другое. Его взгляд был жадно устремлен на грациозное животное, лоснящаяся черная спина которого нервно подергивалась под горячими лучами солнца. Дикий жеребец фыркнул, угрожающе раздувая ноздри, и принялся сердито бить копытами.
— Он великолепен! — произнес Кайлех, восхищенный увиденным зрелищем. — Действительно великолепен! — Жеребец оказался намного роскошнее, чем он даже осмеливался предполагать.
Объездчик лошадей, самый лучший среди горцев, почтительно поклонился Кайлеху.
— Смею ли я начать, ваше величество?
— Не надо. Я сам с ним справлюсь, — остановил его король и посмотрел на Рашлина. Тот по-прежнему сохранял невозмутимый вид.
— Как пожелаете, сир, — ответил объездчик. — Смею предупредить вас, ваше величество, жеребец отличается непокорностью и злобный нравом. Обращаться с ним следует весьма осторожно.
Кайлех понимающе кивнул и взял протянутые ему перчатки и аркан.
— Мы не будем стреноживать его, Мегрин.
На лице конюха тотчас возникла тревога.
— Умоляю вас, ваше величество. Лишь стреноженным этот жеребец подчинится воле человека, — предостерег он короля, однако, заметив едва уловимую тень неудовольствия на монаршем лице, поспешно кивнул. — Позвольте по крайней мере быть рядом с вами.
Кайлех, а он был на целую голову выше Мегрина, положил руку ему на плечо.
— Не беспокойся. Этот красавец не причинит мне никакого вреда. Кроме того, мне не хотелось бы сломить его волю, причинив боль. Мы покорим его старым проверенным способом. Главное завоевать доверие. Мы с ним непременно научимся доверять друг другу. Он должен понять, что такое бояться меня, но при этом не опасаться боли. Это будет самая главная победа, верно?
Увы, Мегрину слова короля были не совсем понятны.
— Ваше величество, вы…
— Замолчи, Мегрин! Я лучше знаю! — оборвал его Кайлех и вошел внутрь загона для объездки лошадей.
Вокруг частокола тотчас собрались зеваки, до которых дошла весть о том, что король решил лично укротить строптивого жеребца. Кайлех хлопнул себя по бедру скрученным в кольцо арканом. Жеребец посмотрел на него свирепым взглядом. Животное несколько дней продержали взаперти, и вот теперь, оказавшись на относительно свободном пространстве и вдохнув свежего горного воздуха, конь испытал прилив сил и неукротимой ярости. Кайлеху были хорошо видны белки его глаз — верный признак того, что пребывание в тесной конюшне сделало из жеребца свирепого зверя.
Жеребец сердито всхрапнул. Кайлех понял: это верная угроза и он должен достойно на нее ответить.
— Эй! — прикрикнул он и снова хлопнул арканом по громко скрипнувшей коже лосин.
Непокорный жеребец вновь ударил копытами. Еще один важный признак. На этот раз довольно опасный. Мегрин повернул голову к помощникам. Те были готовы по первому зову броситься внутрь частокола и отвлечь разъяренное животное, если оно вздумает наброситься на их любимого короля.
Прямо у них на глазах Кайлех выпрямился в полный рост и горделиво задрал подбородок. Талант укротителя лошадей он унаследовал от своего отца, искусного наездника. Те, кто знали толк в этом непростом деле, поняли: этим простым движением король бросает вызов непокорному животному, приглашая его помериться силами с человеком. Разумеется, это будет поединок воли и силы духа — поединок двух самцов, в котором все остальное будет лишь второстепенным. Конь точно знал, чего от него ждут, и прекрасно понимал: в этом противоборстве может быть только один победитель.
