Стали думать, как о бедах да нужде написать, чтобы отход наш не выглядел трусливым бегством. Пошумели, и поскольку договориться не удалось, решили собраться на другой день. Как в поговорке — утро вечера мудренее.
А тут гонец приказ от князя Вельского привез — поход закончить ввиду потерь и недостатка припасов.
Первыми возвращались обозы, вместе с ними двигалась пехота, и последней — в арьергарде, прикрывая отход, шла конница. Распоряжение правильное. Если конница уйдет первой, пехоту просто стрелами изведут.
После боя на Итяковом поле татары притихли, но, заметив наш отход, не преминут воспользоваться возможностью напоследок потрепать отходящие рати.
На следующий день — равно как и на второй и на третий, мимо нашего лагеря тянулись обозы с ранеными, оружием убитых, шли колоннами пехотинцы. Осунувшиеся, усталые, с грязными от дыма костров, пота и пыли лицами, они тянулись нескончаемой колонной.
Затем настал черед конных. Ушел полк Левой руки, остатки Большого полка, полк Правой руки, и последним — мой Сторожевой полк. По уложению при всех передвижениях он прикрывал тылы — что в наступлении, что при отходе. Нам и досталось по самое некуда.
Большие и малые группы легковооруженных татар шли по пятам Сторожевого полка, догоняли, осыпали градом стрел, выбивая моих бойцов, и исчезали, не принимая сабельного боя. Вымотали вконец!
Я решил сам устроить на них засаду. Набрал добровольцев с полсотни, выбрал место поудобнее, подходящее для внезапного нападения. Здесь дорога тянулась по полю между рощицами, а слева была лощина. С дороги ее и не видно, а полсотни всадников укрыть там можно.
Так и сделал. Едва весь полк прошел большую часть поля и оказался на открытом месте, как появились татары. Подскакали поближе к хвосту отходящей колонны, метров за сто — сто пятьдесят, и давай стрелы метать.
Развернулась последняя сотня полка и — на них. Татары по своему обыкновению боя не приняли, луки в колчаны убрали и попытались скрыться. А из лощины им наперерез мои добровольцы выскочили. Попали татары в клещи, и после короткого и ожесточенного боя полегли все. Мы тоже бойцов потеряли, но немного; зато присмирели татары, и уж не нападали более. Следили дозорами издалека, но ближе версты не приближались, значит — запомнили урок.
Наступил самый сложный момент — переправа через Волгу.
Если на этот берег нас перевозили на лодках, то теперь реку надо было переплыть самим. Река широкая, течение сильное, но это преодолимо. Оружие и вещи — на лошадь, да повыше — на седло, чтобы вода не замочила. А ратники плывут рядом, держась за лошадь — кто за стремя, кто за хвост. Учитывая, что плавать умели немногие, переправа вызывала страх.
А у меня голова болела о безопасности всего полка. Дать отпор с воды, на плаву — невозможно. Как пить дать татары воспользуются беззащитностью конницы. Для них ведь стрелять с берега по плывущим — забава и удовольствие.
Надо во что бы то ни стало помешать татарам расстреливать рать при переправе.
Я оставил своих воинов — из оставшихся людей Федора и Макара, — из тех, у кого были пищали и порох. Бойцов уложил на небольшой пригорок, а лошадей распорядился спрятать в камышах. Для себя решил, что уйду в числе последних, когда полк переправится.
Когда появился отряд татар, часть воинов уже успела перебраться на тот берег, однако большая часть полка была еще в воде.
Татары загалдели оживленно, предвкушая удовольствие от возможности беспрепятственно устроить кровавое побоище, и, не слезая с коней, стали целиться по головам воинов, готовые выпускать в минуту до десятка стрел. Вот только минуты этой я им не дал. Только они выпустили по стреле, вскинув луки, как я скомандовал:
— Пали!
Когда дым рассеялся, мы увидели, что пятнадцать пищалей не хуже пушки выкосили дозор — жаль, что не всех разом. Несколько всадников успели доскакать до ближней рощицы. А мы — хвать за стремена у лошадей, и — в воду. Чего ждать? Пока очухаются татары, нас уже и след простыл.
Переправились, проверили людей — налицо почти весь полк. Недосчитались троих. Стрелы ли татарские тому виной, или сами утонули, неосторожно отпустив стремя коня и наглотавшись волжской воды — кто знает?
Мы обсушились у костров, натянули одежду. Одеваться торопились, потому как комары да оводы заели. А в поддоспешнике войлочном — поди, прокуси!
Добрались до Нижнего — до главного лагеря, где и собирались в начале похода. А полков наших уж и след простыл — разошлись, отправились по своим городам. Только оставались пришедшие вчера пехота да обозы.
Мы сдали знамена, тулумбасы, трубы и — по домам.
Я с горечью оглядывал свой личную дружину. Мало, очень мало осталось, и главное — за что людей положил? Ни Казани не взяли, ни трофеев. Умылись только кровушкой. Но и татарам кровь пустили, почитай — всю элиту выбили.
А за моей дружиной дружина коломенская следует — хорошо, если половина осталась. Да и чего другого ожидать: пушек уберечь не сумели, пищалей мало совсем, только в личных дружинах, да и то далеко не у всех бояр — дорого, да и боялись их применять, непривычно для многих это оружие. А будь у нас хоть пара пушек на Итяковом поле, поход мог бы закончиться победой и куда меньшей кровью.
Горько на душе, аж напиться до беспамятства хочется. Почему личная храбрость ратников должна была выручать там, где отсутствовала четкая планировка похода со стороны главного воеводы. Я хоть и князь, а все же только исполнитель. Почему-то у тех же татар организация получается пока лучше. Я уверен — сведи в бою нашего и татарского воина один на один, наш одержит победу. Тогда вот почему нас бьют — что в прошлогоднем походе, что в нынешнем? Сил было много: численность только воинов достигала ста сорока тысяч, да пушки, суда, припасы — и все равно едва ноги унесли.
И я решил помыслить на досуге, проанализировать ошибки да к государю ехать. Понятно — ошибок не бывает только у тех, кто ничего не делает. Но не извлечь уроков из поражения — значит, и в будущем наступить на эти же грабли.
Я проехал со своей дружиной сразу в Охлопково.
Заперлись мы в избе вчетвером — Федор, Макар, Глеб и я, и два дня беспробудно пили, осушив пятидесятилитровый бочонок заморского вина, который я привез из Москвы.
На третий я день сказал:
— Все, хлопцы, хватит пить. Тризну по друзьям-товарищам погибшим справили. Пора и за дела браться.
Сам засел за анализ причин ошибок состоявшегося похода. Несколько дней обдумывал, подробно разбирая каждое действие наших ратей. Дорогой китайской бумаги извел целую стопку. Написал на четырех листах, перечитал. Много, не будет государь все разбирать, чай — не житие святых, что на ночь читают. Повычеркивал второстепенное, оставив соль. Получилось на один лист. Это уже удобоваримо — не писарь читать будет, а правитель России.
Зато кратко и четко. Причины и выводы.
Содержанием написанного я остался доволен. И сразу же — в Москву, к Кучецкому.
