— Пап, а апельсинового сока у них нет? — Ларали с удовольствием уплетала горячую яичницу, запивая ее каким-то терпким напитком.
— Извини, кореляне не выращивают апельсины. Они любят другие фрукты и овощи. А сублимированные продукты доставляли на склад именно хвостатые господа, а не наши каптерщики. Поэтому пару дней мы попробуем их кухню, а потом вернемся домой.
— А что будет с кораблем?
— С кораблями, ты хотела сказать? Даже не знаю. Пока не знаю. Они слушаются тебя, я лишь твой помощник. Надо будет хорошенько подумать, что с ними делать.
Девочка задумалась на секунду.
— Я придумаю, папа. Мне жалко выбрасывать такие хорошие корабли или отдавать их глупым военным, которые хотят убивать друг друга.
— Только мы вдвоем не справимся с управлением. Как бы ни были хороши автоматические полуразумные системы, но экипаж все равно — лучше.
— Да? А сколько надо людей?
— Не знаю. Спроси сама.
Маленькая ручка почесала затылок, потом девочка сообразила:
— Корабль, у меня есть вопрос.
— Да, мой адмирал, — отозвался механический голос.
— Сколько надо людей для управления кораблями?
— Прошу уточнить — является ли критичным использование людей в качестве членов экипажа или можно использовать любые разумные расы?
— Можно любые. Сколько надо матросов и капитанов?
— Минимальное количество для всех кораблей флота, включая четыре основные боевые единицы — девять тысяч сто двадцать пять матросов и офицеров. Вывожу список специальностей.
Рядом с одной из стен зажегся голографический экран, на котором выросли бесконечные ряды строк.
— А управлять могут только кореляне?
— Ответ отрицательный, мой адмирал. Системы управления унифицированы под любую разумную расу в ближайших секторах.
— Я поняла, — ответила девочка. И добавила: — Очень вкусный завтрак, спасибо.
— Вы можете заказать любой десерт, он будет готов через тридцать секунд.
— Ой, я уже объелась, мне хватит. — Ларали замотала головой. Потом посмотрела на отца, с интересом разглядывавшего список специальностей. — Я хочу поговорить с другими.
— С кем, Пчелка? — не понял Шранг.
— С теми, кто в нас стрелял.
— И что ты им хочешь сказать?
— Я знаю, что сделаю с моими кораблями. Я полечу на них путешествовать. И возьму с собой всех желающих. Кто согласится дружить и не будет больше в меня стрелять. Вот только закончу через четыре года общие курсы, а потом мне можно заниматься. — Девочка на секунду задумалась. — Факультативно. И друзей с собой возьму из колледжа. И новых друзей наберу в Республике. И в других мирах.
Спасатель задумчиво посмотрел в серьезные глаза дочери и помассировал затылок. Потом коротко кивнул:
— Почему бы нет? Почему я должен бояться, что моя дочь не сможет поступить разумно? Иногда маленькие дети говорят истины, для осознания которых взрослым надо потратить столетия. Из-за войны многие программы исследования окружающих миров свернуты. «Флот обреченных» будет отличным подспорьем в этом случае. Мне нравится твоя идея.
Ларали радостно отбила барабанную дробь по столешнице и сгребла тарелки в кучу.
— Корабль, мне нужно поговорить с другими кораблями.
— Мы получаем запрос от трех группировок одновременно, мой адмирал.
— Можно включить их все сразу?
— Да.
— И чтобы они видели друг друга?
— Совершенно верно. Адмирал, я готов начать конференц-связь.
Девочка лишь кивнула головой.
* * *
Застывший в парадном мундире лорд Тоги озадаченно рассматривал возникшее перед ним изображение. Слева — боевая рубка Четвертого Имперского флота. Застывшие офицеры, блеск погон и золотого шитья. Справа — мостик флагмана Республиканского флота. Знакомые морды, злобно буравящие взглядами старого адмирала. И на широком центральном экране — маленькая девочка в большой для нее рубашке без погон. Стол, заставленный грязными тарелками. Сидящий сбоку мужчина в серой майке, с интересом наблюдающий за происходящим. И драный плюшевый заяц рядом с девочкой: с клочьями мягкой набивки, торчащими из разошедшихся швов и вывернутой неестественно лапой.
— Это ты в нас стрелял? — хмуро поинтересовалась девочка.
— С кем имею честь? — холодно ответил адмирал, выдержав для приличия необходимую паузу.
Не успела девочка ответить, как где-то за ее спиной родился чеканный механический голос, заставивший лорда Тоги сгорбиться в своем кресле.
— Вы разговариваете с адмиралом флота номер двести восемнадцать, проект Ардакус-центральный. Настоящее кодовое обозначение — «флот обреченных». Полномочия адмирала подтверждены в полном объеме. Согласно заложенному при строительстве абсолютному императиву, госпожа Ларали Трост с момента принятия полномочий является единственным и бессменным адмиралом указанного флота.
Вздох удивления прошелестел по рубкам боевых кораблей, и вновь вернулась тишина.
— Так это ты в нас стрелял? — снова спросила девочка.
Лорд Тоги устало развел лапами — кто же еще?
Ларали взяла в руки потрепанного зайца и насупилась:
— Я думала, мы не воюем больше. Я думала, мы дружим и вы не убиваете моих друзей. А ты прислал солдат, и они исподтишка убили моего папу Троста. А потом ты прилетел и разбомбил нашу ремонтную базу. И сжег город, где мне всегда бесплатно давали вкусное мороженое. А теперь нацепил на себя эти блестящие побрякушки и думаешь, что ты сильный и храбрый. А ты всего лишь старая глупая обезьяна. У которой ничего нет.
Взбешенный адмирал подскочил к экрану и закричал надтреснутым голосом:
— Я — потомственный военный! Я ни разу не проиграл ни одной битвы! И не собираюсь выслушивать дерзости от малолетнего ребенка!
Девочка погладила зайца и спокойно посмотрела на вздыбившего шерсть корелянина:
— Ну и что? Я тебя все равно не боюсь. И у тебя ничего нет. У тебя нет кораблей. У тебя нет новых солдат. А еще я читала в книжке, что у тебя скоро не будет и старых солдат. Часть из них мы с папой оставили умирать на Элегии. А другая часть тебя скоро бросит. В книжке сказано, что ваши солдаты служат идее. И если командир не может ее воплотить в жизнь — его выгоняют и выбирают себе нового. Ты искал «флот обреченных» и хотел стать его командиром? Ты опоздал. Я теперь — командир. И я не хочу приглашать тебя к себе домой, чтобы отмечать какой-нибудь праздник.
— Мне нечего делать в доме врага! — попытался снова взорваться старик, но ярость и злоба медленно исчезали, замещаясь тоской и ощущением катастрофы. — Я никогда не переступлю порог твоего дома!