— Той ночью в гостинице моего приятеля. Ты блестяще сыграла роль спящей красавицы…
Она кивает.
— Представь себе, я что-то почувствовала. Потому что я знала, что ты из легавки… Так что я за тобой следила, пока умывала маленькую инфанту за ширмой. Нет ничего обманчивее, чем ширмы, особенно, если они китайские. Потому что, они на петлях, понимаешь? Там есть просветы. Я видела, как ты вылил свою хрень в мой бокал с шампанским, и я сразу поняла, что это был не алка-зельтцер[103]. Я сделала вид, что пью, но на самом деле вылила содержимое себе за пазуху. А потом притворилась, что сплю. Я видела, как ты рылся в моей сумочке, слушал магнитофонную запись и уходил. Я вылезла через окно…
— Захватывающе, а дальше?
— Я бросилась к Абею, который ухлёстывал за мной в отеле Ахилла после вашего отъезда, он оставил мне свой адрес. Я ему всё рассказала.
— Зачем?
— Чтобы он предупредил Гектора. Ночью я не могла подняться на борт. Я боялась, что ты знаешь о том, что я его сотрудница, ты же прочитал мою ксиву. И он сам мог написать тебе о нашей будущей свадьбе…
— А потом?
— Абей сказал, что у него родилась потрясающая идея. Он предложил мне путешествовать тайно. Он дал мне каюту, соседнюю со Стариком…
— Чтобы ты следила, не смыкая глаз за Папой, не так ли, моя Подлая? Когда я вышел из твоей каюты «Утренняя заря» (которая, при необходимости, становится каютой «Цветок Франции»), я понял, что имеется система прослушивания между последними. Определённо ты — королева прослушки по всем видам. Мамзель-замочная-скважина, одним словом!
Она присвистывает своими аппетитными губками:
— Надо же, как ты отыскиваешь эти штучки, не показывая вида! Да, я следила за твоим боссом.
— А Гектор, конечно же, ничего не знал?
— Нет. Он думал, что я в Париже.
— Для чего эти тайны? Зачем эта слежка за Стариком?
Она делает гримасу.
— Оскар — маленький тиран, который хочет всё знать, над всем властвовать, всё контролировать. Он хотел наблюдать за ходом расследования, не дожидаясь ваших докладов. И потом, к моему стыду, он так увлёкся мной, я думаю, это и было причиной того, что он запер меня незаметно и держал у своих ног. Он мне сказал насчёт Гектора, что не стоит его волновать моим присутствием на борту, что надо дать ему работать.
Я внимательно смотрю в её глаза.
— И, помимо прочего, бьюсь об оклад (как говорила одна моя знакомая домработница), что он тебе пообещал кругленькую сумму?
— Это моё личное дело.
— Ты интересная сотрудница, мисс детектив. И не менее интересная невеста! Ты знаешь, что Гектор хотел наложить на себя руки после того, как обнаружил тебя в ванной только что? Он сейчас в медпункте.
Она смеётся.
— Ох уж этот Тотор, я знала, что он баклан!
Возвращается Абей в звуковом сопровождении, состоящем из шума смывного бачка[104].
Он сияет и, можно сказать, спокоен.
— Этот чек, дорогой Сан-Антонио, друг мой, посланец судьбы, этот чек, покажите мне его ещё раз, умоляю!
Я охотно ему выкладываю его.
— Можно я его поцелую? — спрашивает он меня.
Целует.
— Тот самый, вы можете мне его оставить?
— В указанный день, то есть по окончании круиза!
— Что ж, пусть будет так, я подожду, я потомлюсь. Я буду молиться за него, за его спасение! Не потеряйте его! О нет, только не потеряйте, я вам запрещаю! И не исчезайте, хорошо? Вы будете спать здесь, с нами, питаться в нашей компании! Купаться в одной ванне! Отныне вы мой сиамский брат, Антуан. Моя тень, моя проекция. Покажите мне его ещё раз! О, чудо! Как он красив, такой пухлый со всеми его нулями, с этой великолепной подписью, так артистично перечёркнут! Где он был?
— У Ахилла!
— А Ахилл?
— В сауне, он плавал в собственном соку, надо заметить.
— Мой бедный, прекрасный друг!
— Ах, вот как, в сауне, вот это уже интересно, — шепчет Камилла. — Значит, я попала в точку!
Будительница сильных чувств начинает меня интересовать.
— Что ты имеешь в виду?
— Это я дала наводку вашему мурику. Я ему посоветовала воспользоваться стоянкой в порту и пошарить у массажистов.
— Говори!
Она уже открывает рот. Я делаю категоричный знак.
— Нет, погоди, малышка, давай по порядку! Иначе мои читатели вконец запутаются. Мы продолжим ваш рассказ в хронологическом порядке. Итак, Абей взял тебя на борт тайком и поместил в каюте «Утренняя заря» с тем, чтобы ты следила за нашим расследованием, благодаря акустической системе, кстати, ты бы немного рассказала об этих двух каютах, моя птичка.
Она пожимает плечами.
— Не я их сделала, приятель. Спроси у Абея!
— Как, что, чего? — шепчет упомянутый. — Что вы сказали? Ах да, две каюты?
Он смеётся, хлопает в ладоши, шлёпается на канапе и начинает подпрыгивать.
— Это моя идея, хитроумная, гениальная! The находка! Исключительно very good идея! Хотите узнать? Так слушайте! А вообще, нет, только не перед ней! — добавляет судовладелец, показывая на Камиллу. — Нет, нет, нет и нет, я — джентльмен! Я галантен! Я не отношусь к этим хвастливым идиотам, которые рассказывают о своих любовных приключениях, о своих постельных делах, ведут им счёт. Я скромен. Камилла — первая, единственная, неповторимая! До неё было лишь преддверие рая! Я не буду рассказывать о пустыне, которая была до неё. Она не должна ничего знать о моих прошлых шалостях, моих жалких поползновениях, моих скудных совокуплениях. Ни слова об этих ордах женщин, которых я разложил до того, как её встретить. Она получила меня практически целомудренным! Она лишила меня невинности, растлила! Она меня открыла с правильной стороны, вот! Так что немного человеческого уважения, ради бога! И никаких намёков! Не заставляйте меня говорить то, что самые элементарные правила приличия не позволяют мне произносить в её милом присутствии! Тсс! Отойдём в сторонку, мой друг, моя чековая книжка, моя жизнь! Я вам одному расскажу на ухо, по-английски! Ты не говоришь по-английски, Камилла? Да? Немного? Тогда мы будем говорить на швейцарском немецком. И, на всякий случай, иди-ка в другую комнату, моя прекрасная роза. Положи подушку на голову. Две подушки: по одной на каждое ухо! Иди, моя прелесть, моя шёлковая, моя росинка!
Камилла зевает и прикрывает разинутый рот тыльной стороной ладони.
