class="p1">То, чего мне так не хватало. Три часа с Яной и Леной в разговорах взахлеб выворачивают наизнанку, и я честно делюсь тем, что у меня внутри, и говорю о многих вещах. Так странно обсуждать свои страхи прилюдно, разбирать каждый из них на детали. Проговаривать и слышать в ответ, что я не одна такая. Что никто ничего о своей жизни на самом деле не знает. Я говорю: кажется, единственное, что я люблю, – это кино и швейная машинка. Старушка и гипсовый кот Персик. А слышу, что Яна до чертиков боится брака и совсем к нему не готова. Лена мучается от синдрома самозванца и смелая только в сети – в жизни же двух слов связать не может и вот-вот погрузится в депрессию: последние полгода боится выходить из дома.
Проблемы, оказывается, есть у всех.
И я нормальная. Вообще-то даже не самая потерянная. У меня есть не так уж и мало – Костров, например. Вспоминаю про это и зависаю у окна, глядя, как он там сидит за столом с ноутбуком, то и дело поглядывая на мои окна.
– Ась! – Аня заставляет к ней обернуться.
– М-м?
– Мы пошли.
Вижу, что девочки уже оделись, как будто я выпала не на минуту, а на целый час.
– Нас Оля развезет по домам.
Как только про нее заходит разговор, Оля машет ключами и улыбается мне:
– Посидим завтра в обед в кафе?
Я смеюсь, а потом начинаю плакать, как настоящая истеричка, и Аня делает то же самое, прежде чем меня обнять.
Нам еще говорить и говорить, но я уже верю, что только о хорошем. Девочки уходят, я бросаюсь к кухонному окну и вижу, что жалюзи закрыты, свет выключен. Полночь, Тимур мог лечь спать, хоть и обещал, что дождется. А я слишком переполнена счастьем, чтобы им не поделиться.
«Ау, ты где?»
«Работал».
«А сейчас?»
«А сейчас шнурую кроссовки».
Он скидывает фото кроссовок, отчего у меня сердце стремится к черной дыре, недавно открытой одним талантливым астрономом Костровым.
«Открыто, я в ду́ше».
Костров читает сообщение, но не отвечает. Я ставлю телефон на зарядку, открываю дверь и скрываюсь в ванной комнате. Стою, вцепившись в раковину, и вспоминаю, как когда-то вот так же стояла и казалась сама себе жалкой. А теперь наоборот – радуюсь отражению.
Кострову идти до меня ровно четыре минуты и тридцать секунд. Он ни разу не оставался в моей квартире на ночь, и это что-то новенькое. Я волнуюсь, как в первый раз, теряю счет времени и, когда слышу открывающуюся дверь, еще стою с мочалкой в руках, активно натирая уже раскрасневшуюся кожу.
– Ау! – Голос Тимура заставляет все внутри ликовать.
– Ау! – кричу ему в ответ, услышав, как щелкают замки.-
– Бу! – Он заглядывает в ванную и бормочет, что надо заменить тусклые лампочки. – Я к тебе не пойду, можешь даже не соблазнять, – бурчит Костров за шторкой, а потом холодные – с улицы – пальцы касаются горячей кожи на моей талии.
Костров вытаскивает меня из ванны. Я визжу и брыкаюсь. Заливаю все водой, стекающей с волос, и роняю пену на его футболку.
– Ты чего? – хохочу я, пока он тянет меня в холодную квартиру, целуя мокрую кожу на шее и груди.
– Соскучился жуть, ты представляешь? – Он разворачивает меня к себе лицом, заставляет обхватить ногами его талию и уткнуться носом в плечо. – Слушай, весь день тут думал…
– Костров!
– …ты меня прям не отпускаешь. Это законно?
– Костро-ов…
– Я вообще нормально работать перестал.
– Я тебя люблю, Костров…
– А еще сегодня Димас говорил что-то…
– Костров! Слышишь?
– …а я сижу, его не слушаю, весь в своих мыслях…
– Костров, я тебя люблю!
– …это так странно, меня ничто не могло отвлечь, и я…
– Костров!
– Да помолчи ты! – тихо обрывает он и начинает с остервенением меня целовать.
Его сердце под моей рукой лихорадочно колотится, будто сейчас остановится и больше не заведется. Руки нещадно шарят по моему телу.
– Помолчи, – шепчет он мне в губы. – А то как-то… сильно много. – Он не договаривает, усмехается и снова на меня набрасывается.
– Ты как? – спрашиваю его тихо, когда мы замедляемся и соприкасаемся кончиками носов.
– Я теперь не уникален и не единственный могу ошеломить тебя признаниями. Конечно, я зол.
Его голос хрипит, кажется сорванным. Но таким кайфовым.
Глава 40
– И куда мы едем?
– Отдыхать. Общаться с природой.
– На нем? – Костров кивает на мою Старушку, стоящую в гараже.
– Нет, на машине, – тихо отвечаю, представив, что вообще-то я могла бы прокатить Тимура на Старушке, но что-то пока не готова. Не знаю, когда буду, но точно не сейчас. – Я просто тут на минутку. У меня… ритуал.
Поджимаю губы и прошу подождать. Костров наблюдает за тем, как я ставлю заряженный аккумулятор, завожу, потом глушу двигатель, проверяю уровень масла. Напоследок протираю красные бока и безмолвно обещаю малышке, что мы с ней обязательно куда-нибудь поедем, но не сегодня.
Сегодня наш транспорт – машина. Тем более что на заднем сиденье трется Вячеслав, который, кажется, предвкушает веселое приключение.
– И куда едем? Там будет еда?
– Нет. Мы просто погуляем. Проветрим эту лохматую морду на свежем воздухе.
Вячеслав просовывает голову между сидений и пускает слюни на подлокотник.
– Что? Удивлены, Вячеслав? – интересуется у него Костров. – Закончилась ваша спокойная жизнь: в нашем доме появилась безумная женщина. А еще мой водитель немного своевольничает и не говорит, куда меня везет, а это ее оплачиваемый рабочий день.
– Вообще-то выходной, – хохочу я в ответ и выезжаю на улицу.
Из нашего района до выезда из города совсем недалеко. Через пару минут мы без пробок уже приближаемся к окраине, машин становится меньше, вдалеке можно рассмотреть крыши дачных поселков. Пахнет дымом от костров и печных труб.
Я открываю со своей стороны окно и наслаждаюсь этим пьянящим осенним запахом жженого дерева, прелых листьев и свежести первых заморозков. Небо стеклянное, как елочная игрушка, идеально голубое.
Когда мы заезжаем на территорию заброшенного исследовательского института, за которым простираются засыхающие и гибнущие сады, на меня накатывает волна ностальгии. Это место всегда навевает тоску, а я все равно сюда упорно еду.
Мне нравится, как природа берет свое. Трава будто хочет уподобиться деревьям и тянется ввысь, хмель пророс в старинной побитой чаше фонтана и даже пытается сменить облицовку – на дне валяются оторванные плитки. У входа высоченная мемориальная стена с героями труда и бывшими директорами.
– Ася! – тихо зовет Костров.
– М-м?
– Давно тут была?
– Прошлой
