своих девочек и Тима. – (О! ТИМ! Точно, вот как зовут ее мужа). – Но все это так однообразно, это так меня гложет, Эллен! Раньше у меня была жизнь! Раньше я возглавляла отдел маркетинга очень большой компании, и люди уважали мое мнение и слушали то, что я говорила на званых обедах, и я знаю, что мне невероятно повезло, что я могу воспитывать своих девочек, но мне так надоело то, что люди представляют меня как маму Руби и Лили, а не как человека с другой ролью! А еще Тим каждый вечер приходит домой и говорит мне, как он устал быть вечно занятым-и-важным, намекая на то, что я-то целый день играла в куколки! А я кричу ему в ответ, что он хотя бы поссать спокойно может, в отличии от меня, блин! Я так одинока, Эллен, и мне ужасно плохо от всего этого, ведь все остальные мамы справляются с детьми намного лучше, а я просто ничтожная мать. И было так приятно мечтать о том, что все это можно просто оставить, как это делает Луиза! Просто уехать и отправиться в приключение. Я хочу приключеееееениииииииий!
Я была изумлена. Я почувствовала стыд за то, что поторопилась назвать дом Кэти скучным и бездушным, хотя она сейчас переживает явно не лучшие времени и только приспосабливается к тому, чтобы быть мамой, сидящей дома. Чарли был прав, я поверхностно сужу людей. Вот и еще одно доказательство моего эгоизма, потому что хотя я и сочувствовала Кэти, но была еще часть меня, которая думала: «Почему в моей жизни всегда столько плачущих женщин?» Может быть, Саймон каждый месяц думает о том же.
Я осторожно похлопала Кэти по плечу (опять же, похоже, я превращаюсь в Саймона, просто на мне была новая футболка, и я не хотела, чтобы на ней оказалась ее тушь. А еще проблемы с личным пространством).
– Кэти, – начала я. – Это нормально. Мы все чувствуем себя так же.
– НЕЕЕЕЕТ! – возмутилась Кэти, видимо, решив излить все свои чувства, и она не собиралась останавливаться. – Только мне так хреново, это точно. Все остальные такие идеальные, и я тоже стараюсь быть, но все равно не поспеваю за остальными! Такое ощущение, что абсолютно все, что я делаю, неправильно.
Затем она начала судорожно ловить воздух и жалобно шмыгать носом.
– Серьезно, – сказала я, чувствуя себя мудрой, старшей женщиной племени, хотя Кэти, должно быть, примерно того же возраста, что и я. – Мы все чувствуем то же самое. Все мы рано или поздно начинаем сравнивать себя с другими и думать, что у всех все получается, в то время как мы сами – жалкое говно. Просто никто об этом не говорит. Только потом, когда выпиваешь с кем-то бокал вина, можешь услышать признания, что они не раз подумывали начать биться головой о пол в церкви, если детям еще раз скажут петь эти заезженные песенки. И тут ты понимаешь, что ты не одинока. Мы все проходили через это. Было бы намного легче, если бы было принято об этом говорить. Вот увидишь, сходи завтра в музыкальную школу и пожалуйся там, как тебе сложно, и что ты больше не выдерживаешь. Уверяю тебя, 99 % мам ответят тебе, что и они устали от всего этого.
– Разве они не осудят меня? – хныкнула Кэти.
– Они скорее подумают, что ты – героиня, потому что у тебя хватило смелости встать и признать это! – прокричала я. – Я считала себя ужасной матерью, потому что не могла испечь рождественское печенье вместе с детьми. Я чувствовала себя отвратительной матерью, потому что продолжала работать. Мне казалось, что неработающие мамы меня осуждали. А потом я сделала это дурацкое приложение – просто как терапию для себя, и тысячи людей решили купить его! Получается, что все мамы, по сути, испытывали то же самое, что и я. Просто иногда нам всем нужно поговорить об этом, вместо того чтобы притворяться, что у нас все хорошо и все идеально, и мы прекрасно со всем справляемся. Убегать от проблем, как это делает Луиза, неправильно. Нам просто нужно ГОВОРИТЬ ДРУГ С ДРУГОМ.
Я снова стучала по столу. Еще одна буква упала со стены.
– Я даже не думала об этом, – сказала Кэти. – Я бы никогда не подумала, что ты тоже через это проходишь. Вы с Саймоном выглядите так, как будто у вас такая прекрасная жизнь, вы такие милые и интересные. Я боялась тебя после Пасхи, потому что думала, что ты вся такая умная и крутая. У тебя даже сервант крутой!
– Ха-ха-ха-ха! – я от души расхохоталась. – Этот несчастный сервант был яблоком раздора с того самого времени, как я его покрасила. И мы не идеальны, не очаровательны и не интересны. Вчера ночью моя собака наблевала мне в туфли. А еще я очень часто хочу треснуть Саймона за то, что он снисходительно ко мне относится. Ничья жизнь не идеальна, хоть иногда так и кажется. НИЧЬЯ!
Последняя буква свалилась со стены.
– Всегда ненавидела эти дурацкие буквы, – воскликнула Кэти. – Давай ИХ СОЖЖЕМ! И выпьем вина. ПОНЕСЛАСЬ!
Четверг, 21 июля
Дома разыгралась драма. К нам прибыла тяжелая артиллерия в виде Майкла и Сильвии. После задушевного разговора с Кэти я, конечно, рассказала Саймону о планах Луизы. Саймон сделал свое дело и указал на все многочисленные недостатки в плане Луизы, из-за чего та много кричала, что он не ее отец и не вправе указывать ей, что делать (и она никогда не будет править Вселенной с ним).
Луиза закатила сцену и из-за того, что мы с Кэти предали несчастную, разболтав о ее планах Саймону. По ее словам, мы не только предали ее, мы также предали Сестринство и Богиню. Она повторила мне это несколько раз. Для того, кто объявляет по три раза на день, что не разговаривает со мной, она говорит со мной ужасно много. Мне бы очень хотелось, чтобы она сдержала свое обещание и никогда больше не говорила мне ни слова.
Еще одно противоречие, которое нисколько не смущает Луизу, – это ее заявление о том, что она едва ли может находиться в одной комнате со мной, и все же она совершенно счастлива жить под моей крышей за мой счет.
Тем временем Саймон, который «ей не отец», как она повторила раз десять, обрушивает всю тяжесть патриархата на бедную осажденную Луизу только с одной целью – угнетать ее. Просто развлечения ради, конечно же.
Луиза отказывалась слушать любые доводы и продолжала настаивать
