когда-то вышел из лабиринта и где в этой реальности его забрали в дурдом! Вот здесь, в стене дома, был проход… он вдруг замер.
В стене зиял черный прямоугольный проём. Как раз возле него и сидела дворняжка. Звонарев подошел ближе; собачонка бросила пепеляевскую одежку, зарычала и оскалила зубы. Не обращая на нее внимания, он заглянул в проем, но кроме кромешной тьмы ничего не увидел. Алексей вспомнил про только что купленный фонарь и зажег его. Электрический круг осветил бетонные ступени, ведущие вниз. Точно такие же ступени он видел во сне (или, напротив, в реальности).
Дворняжка лаяла и боком наскакивала на Звонарева, очевидно, норовя цапнуть. В глазах ее засветился красный злобный огонек. Он дал ей пинка – удар получился футбольный, подъемом, так что вредная шавка, по-поросячьи взвизгнув, перекувыркнулась в воздухе и улетела за бордюр, откуда больше не возвращалась, словно растворилась в воздухе.
Не раз и не два за эту неделю Алексей проезжал на троллейбусе по Московской улице, видел этот дом, но такого проема в его стене, да еще без двери, не было! Он погасил фонарь и задумался. Все это, наверное, неслучайно: памятник убийцам игумена Парфения, увиденный сегодня из автобуса, «Кресло Моисея» со зловещей фигурой в нем, появление Пепеляева и его признание, что они действительно были в лабиринте, и, наконец, собачонка эта, сторожащая вход… вход куда? Неужто в тайный коридор?
А если он возьмет да войдет в него – что тогда? Через толщу времени он выйдет в какую-то новую реальность – и получит в награду новые несчастья? Но кому это нужно? Разве мало того, что и он сам, и вся страна предпочли в середине восьмидесятых одной реальности другую, и теперь каждый год в России становится на один миллион человек меньше? Или кому-то кажется, что мы вымираем слишком медленно?
А если все наоборот? Если перед ним – возможность вернуться в утраченную реальность? Почему цепь сегодняшних событий привела его именно сюда, где он вышел когда-то из лабиринта, а не туда, где вошел? И собачонка эта пепеляевская явно не хотела его сюда пускать. И сам Пепеляев сказал, что нет таких лабиринтов, из которых нельзя выйти… Стало быть, он имел в виду, что Звонарев все еще в лабиринте? А фонарик, который он будто бы случайно купил – сразу после того, как попросил Александра Невского о помощи? Ведь без фонарика он даже при большом желании не смог бы спуститься!
Огонек сумасшедшей надежды вдруг загорелся в нем. А если, выйдя по ту сторону, из двери музейного запасника, он снова станет двадцатитрехлетним, встретит там юную Наташу, живых родителей, Кузовкова, Платоныча? И оставит здесь кровь, отчаяние, боль, безысходность, весь груз ошибок, грехов, малодушия… Все это там станет казаться ему сном, как некогда здесь казалось сном путешествие в готском лабиринте. Зато он будет точно знать, чего не нужно делать, чтобы снова не попасть сюда. И сумеет действительно начать все заново – не так, как они хотели с Наташей, просто переместившись в пространстве в то место, где полюбили друг друга, а вернувшись во времени туда, откуда заново можно пройти весь путь. Как это сделал – хотя бы и за своего двойника – герой его ялтинской повести.
Алексей снова включил фонарь.
– Ну, господи благослови, – сказал он, перекрестился и пошел вниз.
* * *
Не успел он пройти и нескольких ступенек, как слева от него красновато засветилось что-то и появился дрожащий контур человеческой фигуры. Это был Немировский в форме капитана КГБ.
– Запомни, – шипящим, как масло на сковородке, голосом сказал он, – если ты сейчас не вернешься обратно, то этот проход будет для тебя навсегда закрыт.
– Пошел вон, – ответил Звонарев и плюнул в висящий в воздухе призрак.
Он страшно осклабился, точно любитель чипсов на неоновой рекламе, и погас.
Алексей оглянулся. Путь назад был еще свободен, в проеме горели огни ялтинских фонарей. В санатории его ждала Наташа. Но был ли у него путь назад? Все эти пятнадцать лет он шел, словно по заколдованному кругу, и вот – оказался здесь, по другую сторону лабиринта. Вернуться и снова, как пони, бежать по опостылевшему кругу, везя на себе тени мертвецов? Нет, лучше неизвестность, лучше смерть.
Звонарев сделал еще один шаг вниз, и в тот же миг за его спиной раздался тяжкий грохот. Он снова оглянулся: стены сдвинулись, ялтинские огни пропали. Он был заперт в подземелье.
Алексея охватил страх. Он судорожно водил лучом фонарика по сплошной стене, точно пытаясь найти в ней хоть щелочку. Потом он опомнился и сказал себе: «Ну чего я зря сажаю батарею? Все равно другой дороги уже нет, нужно идти вперед».
И он пошел вперед, припоминая пятнадцатилетней давности маршрут. Кажется, здесь, до круглого зала с древовидной колонной, путь был прямой, без ответвлений. Сложности начнутся после. В луче фонаря блеснуло что-то. Он нагнулся: это была крышечка от пепси-колы с едва угадывающимся сквозь ржавчину знаком «Инь и Ян». Символ света и тьмы, добра и зла. Что на этот раз? В прошлый раз – была тьма. Значит?.. Да ничего это не значит. Очередная пепеляевская шарада. Алексей швырнул крышечку через плечо. Она вдруг загремела по камням, как железная кастрюля, и послышался сзади каркающий смех Пепеляева. Волосы у Звонарева встали дыбом, но он взял себя в руки и сказал:
– Дешевые штуки, голливудский стандарт. Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.
– Ах, вот как? – пролаял за спиной Пепеляев. – Учтем-с.
Мучительно хотелось обернуться, но Алексей подумал: «Много чести. Если меня, по-твоему, не существует, то и тебя, козел, не существует».
– За козла ответишь! – взвизгнул Пепеляев, и все стихло.
Звонарев двинулся дальше. Мелькнула на стене знакомая стрелка. Через несколько минут он вошел под своды перекрестка.
Теперь, как и пятнадцать лет назад, ему предстояло определить, по какому из трех коридоров, выходящих в круглую пещеру, следует идти. На первый взгляд, задача была довольно простая: туннель со стрелкой находился, как он хорошо помнил, напротив туннеля, ведущего в капище Фрейра, а широкий туннель, по которому они с Пепеляевым пришли из канализации, был справа от фрейровского. Но, увы, в правом коридоре он не нашел в прошлый раз ничего, кроме полчищ летучих мышей. Оставался лишь один коридор, обследованный тогда Алексеем поверхностно.
Он был явно уже и ниже, чем тот, первый, но имел ли теперь Звонарев право полностью доверять своим глазам? Периодическое открытие и закрытие входа на Московской улице, сверхъестественные появления Немировского и Пепеляева говорили о том, что в арсенале подземной нечисти сколько угодно методов искажения видимого
