скалам, Энди сбивал и колол толкущихся саркандцев. Манки вертелась за спиной, пугая воплями и ножом вздумавших приблизиться врагов. Кто-то падал на палубу с флюги — похоже там тоже дрались — мелькнул юнга с топориком в руке, где-то сыпал латинской бранью Док. В победу по очкам верилось слабо: экипаж «Ноль-Двенадцатого» противостоял двум командам, а сейчас к сцепившимся судам подойдут еще три корабля со свежими, жаждущими крови саркандцами. Совершенно напрасно мартышка на борт запрыгнула…
— Прекратить безобразие! А ну, немедля расцепились, шмондюки позорные! — разнесся громогласный приказ с небес.
Все невольно задрали головы. Над безобразно сгрудившимися и практически выброшенными на камни кораблями проплывала внушительная темная тень. Судя по продолговатости знакомой, хотя и полузабытой формы — это был дирижабль, вполне известной Энди, патрульно-разведывательной модели «Ее Величества Морских Воздухоплавательных Сил „Скаут-2“». Откуда⁈
— Что неясно⁈ — грозно вопросили с воздухоплавательного призрака. — Разошлись, говорю! Что за беспочвенный каннибальский милитаризм⁈ Маньяки одичавшие!
До Энди осознал, что первое впечатление было ошибочно. Это явно не британский дирижабль. С какой стати с борта воздухоплавательного судна Ее Величества станет орать в рупор сварливая дама, да еще излагая в столь странных формулировках⁈
Продолжать сражение ни у катерников, ни у саркандских моряков особого желания не имелось. Почти все на сцепившихся судах были ранены, рубиться до смерти просто не оставалось сил. К тому же вмешательство практически божественного провидения…
Энди осознал, что они с Манки пятятся к рубке, а саркандцы, с ужасом поглядывая вверх на плывущую тень, перелезают к себе на флюгу. Все происходило в тишине, даже Гру, помогший перебраться через борт саркандцу с распоротой ногой, не издал ни звука. Кажется, битва действительно иссякла…
Предсказывать ход партии, упуская из виду шары на дальнем краю игрового стола — весьма неразумно. В проливе властно провыл боевой рог и в небо взлетели десятки стрел: подходили тыловые княжеские суда и с их палуб уже начали бесстрашный обстрел небесного аппарата.
— Вот, маму их ослиную… — отчетливо сказал воздухоплавательный рупор. — Да когда эта вонючая аристократия окончательно выродиться⁈ Князек тухлый. Ну, сам напросился…
Дирижабль заложил неожиданно резкий вираж и набрал высоту. Судя по струе пара — управляться стосильным «компадом» машины воздухоплавательного судна там вполне умели. Сейчас, когда дым развеялся, рассмотреть вытянутое тело дирижабля и компактную гондолу было проще. Бесспорно, стандартная военная модель, но обшивка корпуса пестрит разноформенными заплатками, да и перекрашена в необычный светло-серый, трудноназываемый цвет. Днище гондолы оказалось дополнительно бронировано металлическими накладками. На корме пустотелой «сигары» красовался непонятный символ: что-то вроде разорванного овала.
— Ух, это что за летучая дыня? — прошептала Манки, утирая слегка разбитый нос.
— Дирижабль, — пояснил Энди, машинально протягивая обезьяне тряпицу «носового платка».
Команды — и катерная, и обе смешавшиеся саркандские — зачарованно наблюдали за разворачивающимся немыслимым боем. Вообще-то, даже самому Энди было трудно поверить что здесь, в безымянном озерном проливе происходит столь странная схватка глубоко чуждых эпох.
Меж тем, дирижабль действовал решительно — его опытный пилот вызывал искреннее восхищение. После безукоризненного маневра воздухоплавательный аппарат вышел на пересечение курса головной флюги, резко клюнул носом — куда-то запропастившийся гребец наверняка бы именовал данную фигуру пилотажа — сомнительным французским словечком «пике». От гондолы оторвался небольшой снаряд, сопровождаемый кратким рупорным ругательством. Насколько мог судить Энди — бомбометание было выполнено идеально. Снаряд угодил в трюм за мачтой флюги, чуть ближе к корме. На дирижабле разразились торжествующим лаем — издеваться там явно умели…
Энди, иной раз вспоминавший, что он не только человек-с-Болот, но и выходец из прогрессивного XIX века, ожидал вспышки, взрыва, клубов пламени и кусков разорванных человеческих тел. Ничего подобного — попадание не дало ни малейшего эффекта. В первые мгновения. Но чуть позже команда флюги с поистине нечеловеческим воплем покинула судно. Энди вообще не мог представить, что прыгать за борт можно с такой скоростью. И катерники, и участвующие в абордажном бою саркандцы, смотрели на происходящее, открыв рты и тщетно пытаясь осознать суть. Потом сцепившиеся суда накрыла волна вони…
— Какой ужас! — Магнус зажал ладонями окровавленный нос и рот.
Энди в силу болотной крови, относящийся к смраду поспокойнее, тоже оказался порядком оглушен. Вонь оказалась редкостной концентрации: кроме стандартной тухлости и омерзительной горько-сладкости, в запахе присутствовало нечто малообъяснимое, если можно так выразиться — вопиюще звериное, отчего невыносимо хотелось прыгнуть за борт, доплыть до берега, перебежать мыс, пересечь озеро, двинуться на север, и дальше, дальше, ко льдам Белых земель…
— У-уууууу…. — из глаз мартышки потекли слезы.
С кораблей донеслись дружные стоны и проклятия. Слой густого смрада раскатился над волнами, временами сгущаясь до невыносимости. Пытающиеся спастись с разбомбленной флюги моряки со всей мочи плыли прочь от корабля: некоторые саркандцы устремились к соседним судам, но большинство стремилось подальше — к восточным, безлюдным утесам пролива. Энди начал догадываться, что битва окончена.
Дирижабль угрожающе двинулся к тыловым судам саркандской флотилии — там осознали опасность — две ближайшие флюги поспешно развернулись к востоку, последний корабль, видимо, с ослабленной командой, наполненный ранеными еще в первом утреннем бою, замешкался. Воздухоплавательный аппарат прошел над ним, с дирижабля что-то угрожающе проорали в рупор и опять же насмешливо облаяли обреченное судно. Но бомбить беспомощное судно дирижабль почему-то не стал, а развернулся и пошел к сцепившимся кораблям. На флюге, подпиравшей «Ноль-Двенадцатый», кто-то горестно застонал. Энди понимал саркандцев — задыхаться от ядовитых газовых бомб — это совсем не то, что умирать в честном поединке, скрестив с противником стальные клинки и бесстрашие мужских характеров.
— Тю, тут нам пежнасем, — вздохнул сидящий в люке котельного отделения Сан. — Вдребезги разнесет!
Энди машинально шагнул к пулемету, двинул стволы вверх. Один из паропроводов оставался относительно цел, возможно, удастся напугать…
— Бесполезно, — не глядя, сказал юнга. — От этих вообще не уйдешь.
Действительно, бесполезно: стволы к небу вообще не поднимались. Что за день такой проклятый? Энди отлично помнил, что возможность стрельбы по зенитным целям определенно входит в перечень ограниченных достоинств Мк2−2. Отчего же спарка не желает задираться? О! К шестерне вертикального наведения оказалась приклепана пластина примитивного ограничения угла — заклепки стояли довольно криво, но надежно. До ночного рулевого начала доходить вся парадоксальность ситуации…
Энди оглянулся. Мартышка со слегка распухшим носом зачарованно следила за надвигающимся дирижаблем. На береговых камнях замерли тылы отряда береговой обороны: застывшая столбиком шуршулла, рядом квадратный минотавр прикрывал лицо от солнца ладонью-лопатой. Ша привстала на цыпочки и, заметив что рулевой
