моя вина.
– Каким образом?
– Письмо, открытки…
– Пожалуйста, давай это не вспоминать.
– Но если бы я не пыталась тебя защитить и не прятала бы их, такого бы не произошло, – она тяжко вздохнула.
– Зачем ты их спрятала, мам? Ты правда думала, что я наломаю дров, как Эми?
Она поджала губы, прижала воротник серого пальто к шее, откуда выглядывал связанный ею фиолетовый шарф.
– Это было одной из причин, – она опустила взгляд на свои руки, сцепленные вместе. – У меня тоже были свои мечты. Когда я обучалась дизайну, мне выпала возможность работать в доме моды в Нью-Йорке.
– Ты нам не рассказывала.
– Но я только-только встретила твоего отца. А я говорила тебе, что он перевернул мой мир с ног на голову, – она издала полусмешок.
– Тебе пришлось выбирать?
Мама крутила обручальное кольцо на пальце.
– Твой отец был очень старых взглядов, сразу хотел завести детей, а меня усадить дома. Детство у него было беспокойное, его папа работал в шахтах в Уэльсе, дома почти не бывал. Мама умерла, когда ему было пятнадцать, пришлось самому о себе заботиться. Ему нравились традиционные отношения, а я была так влюблена, что не могла отказать. Переезжать в Америку он не хотел. На какую работу он мог там устроиться?
Мои плечи поникли.
– Я этого не знала. Он не любил говорить о своем детстве. А ты не рассказывала мне про Нью-Йорк, только про то, как романтично вы начали встречаться. Так ты переживала, что я все брошу, если прочитаю письмо? Не доверяла мне, не хотела, чтобы я сама приняла взвешенное решение?
Мама кивнула.
– А если бы мы тебя больше никогда не увидели?
– Я бы так не поступила.
– Милая, ты не понимаешь. Когда тебе было семь и у тебя случился первый приступ астмы, мы чуть тебя не потеряли. Это было… Я даже описать не могу, через что тогда прошла. После этого я поклялась, что любой ценой защищу тебя от опасностей, что не позволю тебе идти на ненужный риск. Ты была такой целеустремленной, точно для себя решила, что пойдешь в юридическую школу. Но теперь я знаю, что это все обернулось болью и мучениями. Надо было довериться тебе и дать самой принять решение. Теперь я это понимаю.
Она склонила голову.
– Ты знала, от чего отказываешься, но все равно выбрала папу. Ты жалеешь об этом?
Она покачала головой.
– Нет, даже мысли такой не бывает.
– Папа сказал, что ты жалела.
– Что? Это когда он такое сказал?
– В мой первый день учебы в университете. Он заставил меня пообещать, что любовь не встанет на пути моих амбиций, потому что он жалел, что из-за него ты отказалась от своих желаний.
Мама цокнула языком.
– Вот дурак. Не надо было тебе этого говорить. Не отрицаю, у меня были дни, когда я хотела от своей жизни чего-то бо́льшего. Но мне никто не мешал, я могла бы всего добиться. И я добилась – благодаря тебе.
– Ты про магазинчик в Мамблс? Что-то не похоже на дом моды в Нью-Йорке.
– Ты поэтому так много работаешь? По-прежнему хочешь, чтобы отец тобой гордился? Думаешь, он не гордился бы тобой, если бы ты переехала в Бейрут работать в благотворительности?
Я кивнула, разглядывая небо и сдерживая подступающие слезы. Плакать хотелось все сильнее и сильнее.
– Поэтому ты работала, чтобы помочь мне и своей сестре? Поэтому стала барристером, когда все, чего ты хотела, – это быть с Озом?
Губы задрожали, я сделала вдох и выдох, чтобы успокоиться.
– Когда папа получил письмо, в котором говорилось, что он не получил повышения, я слышала его спор с Эми. Он сказал, что из нас двоих только я чего-то добьюсь в жизни и найду хорошую работу. Потом у него случился сердечный приступ, и вы поехали в больницу. Я думала, он умрет. Когда ты вернулась, я решила, что изо всех сил буду пытаться радовать его, чтобы это не повторилось.
– Почему ты об этом не рассказывала? Столько ответственности для одного подростка! Мне очень жаль, что так получилось, милая.
– Это неважно. Когда я вернулась из Стамбула, менять курс жизни мне уже не казалось правильным. Да и я боялась, что отец ужасно разочаруется, если я хоть слово об этом скажу.
– Ох, милая, он бы никогда в тебе не разочаровался. Ты была всем для него, и этого уже нельзя было изменить. Он следовал каким-то своим принципам, например, раз он решил, что убил мои мечты, он надеялся, что с тобой это не повторится. Он хотел, чтобы ты была личностью и нашла себе подходящую работу. Он желал тебе лучшего, как и я, но мы не догадались, что то, что мы посчитали для тебя идеальным вариантом, на самом деле тебя не осчастливит.
– Правда? Я думала, если я скажу, что не поступаю в юридическую школу, это его раздавит.
Мама отстранилась.
– Прости меня. Что тут еще сказать? Надо было понять тебя, а не давить. Никогда не прощу себя за то, что, когда он умер, я полностью положилась на тебя.
– Мам, ну хватит, мы уже это обсуждали.
– Нет. Недостаточно обсуждали. Ты стольким пожертвовала ради меня и своей сестры. Когда я поняла, как ты страдала, мое сердце разбилось. Ты скрывала свои настоящие чувства, и я всегда буду винить себя за то, что не увидела, сколько боли ты испытала. Мы то переживали за меня, потому что я потеряла мужа, то за Эми, у которой родился ребенок. Но никто из нас не понял, что ты потеряла отца, а потом – человека, с которым ты хотела построить будущее.
– У нас бы все равно ничего не вышло. Когда папа был в больнице, он попросил меня позаботиться о тебе и Эми, и я дала ему обещание. Но дело не только в этом. Между нами столько препятствий: его семья, расстояние… Мы провели вместе четырнадцать дней. Четырнадцать дней за пятнадцать лет. Безумие, скажи? – я проглотила смешок.
Мама наклонила голову.
– Расскажи мне об этих драгоценных днях. Расскажи мне все, милая. Я столького о вас не знаю, хочу услышать все. Как вы провели время вместе, о чем мечтали, какую жизнь надеялись построить. Может, так ты поймешь, что делать дальше.
Я откинулась на спинку скамьи. Солнце грело мое лицо. Я рассказала, как мы познакомились – глаза мамы расширились, когда она услышала о приступе и обмороке, – рассказала, как Лиз обставила наше путешествие поездом, чтобы в итоге мы оказались в Стамбуле, о семье Оза, которая управляла его
