страшна только живым, ей нипочем не совладать со стихией!
V Голос совести
Vox conscientiae
Оглушительный треск и последовавший за ним звон упавшего на пол стекла привели девушку в чувства. Распахнутые настежь рамы били друг об друга, а на полу было полным-полно дождевой воды и осколков.
— Дождь, смотрите! Дождь! — Алеистер довольно бесцеремонно тряс своих гостей за плечи, а потом, подскочив к открытому окну, навалился на подоконник. — Что, не нравится мокнуть?! Катись в свою мурью! Побери тебя морской дьявол! — прокричал он, глядя куда-то в темноту, и с силой захлопнул лишившуюся стекла раму, но, не сделав и полшага, тяжело опустился на пол и хрипло засмеялся.
Вероника со смесью радости и изумления обозревала творящийся в чужом доме хаос. Дым давно выветрился, в гостиной пахло холодом и сыростью. Ледяной ветер залетал в разбитые окна, трепал занавески, завывал в трубе остывшего камина, косые струи воды отскакивали от подоконника и, не встречая преград, весело прыгали на пол. Но что могло быть лучше всего этого безумия?! Ведь они все до сих пор живы, они пережили эту страшную ночь! Алеистер победил живую тьму, а может, ее прогнал шторм или подступивший хмурый рассвет?
— Вот видишь, мы еще нужны здесь. — Сильваер поднялся со своего места и подошел к сидящему на полу чародею. — Все мы.
Алеистер пару секунд непонимающе смотрел на козерога, но потом все-таки уцепился за протянутую ему руку и тяжело поднялся с залитого водой пола. Завтракали молча. Не потому, что проголодались, а потому, что нужно было что-то съесть, и потому, что можно было еще немного помолчать. Ведь говорить о чем бы то ни было ужасно не хотелось, да и сил на это не осталось. Давно остывшее рагу отдавало дымом, но его съели без остатка.
Из-за низких лесистых гор медленно поднималось тусклое зимнее солнце. К тому времени, когда алый диск оторвался от вершин деревьев, в доме на холме уже было тепло, светло и относительно чисто, а все три электромагнитных стены включены и исправны.
Ничего не напоминало о ночном происшествии, кроме темной полосы выгоревшей земли в саду и частокола обуглившихся столбов, в которые превратились деревья. Но на дневном свету странное оцепенение не отпускало. Каждый, кто был в доме на холме, понимал, что короткий день это всего лишь передышка перед очередной битвой… Которую им не выиграть. Следующая ночь наверняка окажется последней для всех, кто будет здесь. Но деваться им все равно некуда! Врата оставались закрытыми.
Вероника стояла у окна и наблюдала за тем, как между двумя крайними полупрозрачными стенами билась и шипела, истаивая на солнце, длинная смоляная лужа.
— Все уже? — Алеистер возился с металлической коробкой, висевшей у двери, из которой в разные стороны тянулись какие-то провода.
Чародей упрямо не смотрел в сторону окон, и девушка его нисколько не осуждала, созерцать истерзанный черной жутью сад было удовольствием не из приятных, но не смотреть она не могла.
— Кажется, да. — Вероника обвела взглядом погибшие цветники и вымокшие поля за ними. Черная жуть исчезла без следа.
— Ладно, я выключаю. — Он щелкнул рубильником, полупрозрачные стены мигнули и исчезли, словно растворились в воздухе.
Девушка поспешно шагнула к двери, дольше оставаться взаперти у нее не было никаких сил, но на воздухе стало только хуже. Седые холмы вновь приобрели грязно-коричневый оттенок, а где-то за ними прятались мокрые черные крыши… там затаилась тьма, и она опять вернется к дому на холме, как только зайдет солнце…
От снега, сыпавшего весь прошлый вечер, не осталось и следа. Вероника медленно спускалась вниз с холма по еле различимой тропе, поскальзываясь на мокрых кочках, раскисшая земля липла к сапогам. Она обязана что-то предпринять. В этот раз Сильваер мало чем сможет ей помочь, он совсем не понимает людей. А чародей… он почти сдался. Если Алеистер сможет открыть врата до заката, это будет чудом. Но почему-то девушка была уверена, что чуда не произойдет. Скорее уж он бросится укреплять свои барьеры. Чародей меньше всего походит на человека, способного пожертвовать собой ради других… Может, он в чем-то и прав, он единственный, кто выжил здесь… Но кому нужна такая жизнь?!
Вероника не заметила, как пересекла заброшенную деревню от начала в конец. Зачем она пошла этой дорогой, зачем дразнит смерть, затаившуюся в пустых домах? Ведь можно было ее обойти? Или нельзя… Что бы девушка ни сделала, черная жуть снова придет за ней сегодня, этого не изменишь, как не остановить закат солнца. Но у нее в запасе еще целый день!
Вероника остановилась у низкой кладбищенской ограды, взявшись руками за ржавые прутья. Уйдет она сегодня или нет, девушка сделает то, что считает нужным. Даже если чародей не смог ничем помочь этим людям, он не имел права бросать их так…
— Дитя, Алеистер сказал, ты ушла. — Козерог, догнавший ее лишь у самой ограды, смотрел угрюмо и неодобрительно. — Что тебе здесь понадобилось?
Вероника вздрогнула, если бы она не углубилась в свои мысли, то наверняка бы услышала шаги.
— Ты сказал, что я не могу помочь чародею, но я могу помочь им. И никто ничего не узнает.
Сильваер, меланхолически оглядывавший чужое кладбище, обернулся, на его лице читалось удивление. Ему не понять, как горько и дико это видеть. Конечно, он же не человек. Девушка толкнула калитку, та поддалась не сразу, ее много лет не открывали, ржавая дверь перекосилась и заросла травой. Вероника боком протиснулась за ограду.
— Дитя, постой, что ты собираешься делать?
— Посмотри на них. — Девушка горько развела руками — Лежат здесь вот так… когда-то они были нужны друг другу, а теперь они не нужны никому. Так не должно быть!
Вероника поспешила к часовенке, она еще не понимала, что именно хочет сделать, но, повинуясь своим собственным ощущениям, взбежала по искрошившимся ступенькам и взялась за ржавые ручки. На удивление двери не были заперты. И прежде чем девушка успела предположить, что последует за ее действиями, она изо всех сил дернула облезлые створки.
Двери распахнулись настежь, и она невольно попятилась. На полу металось и извивалось черное нечто, с шипением истаивая под неярким утренним светом.
— Им не нужна ни твоя помощь, ни жалость, они давно покинули этот мир. — Козерог, вломившийся наконец через неподатливую калитку, осуждающе фыркнул. — Звери никогда не остаются умирать в своих домах, они уходят далеко, чтобы насытить собой землю или падальщиков. Так должно быть.
— Да, но… мне больно, когда я вижу их! — Девушка замерла на пороге, смотря
