– Как прикажете, барышня, – снова присела в книксене горничная и вышла вон, не скрывая победной улыбки на лице.
Оставшись одна, Люсия некоторое время сидела смирно, продолжая сжимать в руке злосчастный конверт, но плотная мелованная бумага, казалось, жгла ей руку. Плюс ко всему бессовестно дрыхнувший до сих пор Сердар изволил проснуться и тихонько подойти к хозяйке. Учуяв знакомый запах от конверта, пес мгновенно сбросил сонливость и, выразительно посмотрев на юную баронессу, сказал свое веское:
– Вав!
Не устояв перед таким аргументом, Люсия бросилась к бюро и взялась за нож из слоновой кости. Разрезав конверт, она вытащила наружу сложенный вдвое листок бумаги и пробежала глазами текст. На лице ее в одно мгновение отразилась целая гамма чувств, от крайней степени недоверия до безумной радости.
Вскочив с места, она сначала прижала письмо к груди, будто надеясь почувствовать тепло тела своего возлюбленного, затем бросилась обнимать Сердара, после чего схватилась за колокольчик и громко в него позвонила.
– Что прикажете, барышня? – влетела в ее комнату Маша.
– Одеваться! – звонко воскликнула она и, не сумев сдержать радости, обняла еще и верную служанку. – Что-то я совсем засиделась в четырех стенах, мне срочно нужно развеяться.
– Как угодно-с!
Одеться для выхода, если вы не знали, не так-то просто. Надобно снять домашнее платье и надеть выходное, но выбрать следует не слишком праздничное, а то будет не скромно, но при этом и не совсем простое, чтобы не выглядеть монашкой. Затем подобрать к нему в тон перчатки и шляпку, а по зимнему времени все это должно сочетаться с шубкой. А поскольку все это совсем не быстро, то и сборы оказались вовсе не такими скорыми, как этого хотелось.
Под гардероб юной баронессы отводилась целая комната, куда, собственно, и удалились они с Машей. Сердар, разумеется, поспешил последовать за ними, но девушки, не понаслышке зная его повадки, поспешили выпроводить пса. Тот, совершенно естественно, был против, о чем не преминул сообщить громким лаем, и это тоже заняло некоторое время. К несчастью, их возня привлекла внимание лакея Томаса, который заглянул в неприкрытую дверь и обнаружил конверт. Сообразив, что перед ним письмо, верный слуга тотчас отнес его хозяину. Так что когда Люсия и Мария оказались готовы к выходу, на их пути встал тот же самый лакей.
– Госпожа баронесса, – почтительно обратился он к молодой хозяйке. – Ваш отец желает говорить с вами. Немедленно.
– Отчего такая срочность? – удивилась барышня.
– Я не знаю.
– Хорошо. Маша, и ты, Сердар, подождите меня здесь.
Как всегда, оказавшись перед родителем, Люсия внутренне ощетинилась, не ожидая для себя ничего хорошего. Обычно внутри их семьи все говорили по-немецки, но давно сообразив, что отца это раздражает, она обратилась к нему по-русски.
– Вы хотели видеть меня?
– Да, – ответил он ей и после недолгой заминки добавил: – Дочь моя.
– Слушаю вас.
– Я желал бы знать, куда вы направляетесь?
– Давно ли вас, батюшка, стали интересовать подобные вещи? – не удержалась от шпильки Люсия.
– С тех самых пор, как вы родились, – сумел сохранить невозмутимость старый барон.
– Странно, раньше вы не давали повода заподозрить вас в подобных чувствах. Впрочем, если вам угодно знать, то я намерена немного прогуляться. Возможно, зайду в какой-нибудь магазин.
– Я бы просил вас, юная фройляйн, остаться сегодня дома.
– Могу я узнать, отчего у вас возникло такое пожелание?
– Кажется, я не должен давать вам отчета, – усмехнулся уголками губ банкир.
– Тем не менее я настаиваю!
– Извольте, – кивнул отец, протягивая ей уже знакомый конверт. – Дело в том, что мне стало знакомо содержание этого послания, и я намерен не дать вам совершить очередную глупость.
Обмершая барышня почти с ненавистью посмотрела на покрытую морщинистой кожей руку отца, крупные узловатые пальцы с почти желтыми ногтями, сжимающие конверт. Потом подняла взгляд на его лицо и как будто увидела его в первый раз. Аккуратно расчесанные редкие волосы и бакенбарды совершенно поседели, а воротник сюртука, несмотря на все усилия камердинера, усыпан старческой перхотью. Все это усугублялось нездоровым цветом лица и выцветшими холодными глазами. На какое-то мгновение ей даже показалось, что это не отец, а посланник потустороннего мира из сказок Гофмана.
– Как вы сказали? – спросила она дрожащим голосом. – Очередную глупость?
– Именно так, дитя мое!
– Ваше дитя?! – взвилась Люсия. – Давно ли вы вспомнили, что я ваша дочь? Всю жизнь вы смотрели на меня, даже не стараясь скрыть свою неприязнь. Едва я хоть немного выросла, вы тут же отправили меня в институт, якобы учиться, а на самом деле, чтобы убрать меня с глаз. Всех девочек забирали домой на каникулы и праздники, и только я одна, оставаясь в мрачных дортуарах Смольного, бессильно плакала по ночам в подушку, не понимая, за что меня ненавидит собственный отец.
– Вы закончили? – холодно осведомился глава семьи.
– Нет! – буквально выкрикнула ему в лицо дочь. – Безжалостный рок лишил меня возможности познать материнскую любовь, но вы сумели лишить меня и отцовской. Будь на то ваша воля, вы разлучили бы меня и с Людвигом, но к счастью, над его чувствами вы не властны! И вот когда, наконец, появился человек, которому небезразлична именно я, а не мое приданое, вы желаете не дать сделать мне ошибку? О, моя единственная ошибка, что я ваша дочь!
– Надеюсь, теперь всё?
– Господи, да есть ли у вас сердце?!
– А теперь послушайте меня, юная фройляйн. Вполне вероятно, вы правы и я был не лучшим отцом. Главным доказательством этого, очевидно, является ваша пылкая речь, ибо будь вы хорошо воспитаны, то никогда бы не осмелились сказать мне все эти грубые и несправедливые слова. Но сейчас речь не об этом. Я прожил долгую жизнь и знал многих людей, в том числе и таких, как господин Будищев…
– Да вы со всеми вашими богатствами и фальшивой благотворительностью не стоите и его ногтя!
– Может, и так, – не стал спорить банкир. – Он, несомненно, человек незаурядный и изобретательный. К тому же не лишенный известных достоинств. Но, несмотря на все свои научные и коммерческие достижения, которых я и не думаю отрицать, он никогда не достигнет ни славы, ни состояния.
– И почему же вы так решили?
– Видите ли, Люсия. Он – мизантроп. Ему, кажется, что вокруг него враги, которые его ненавидят, и которых он в свою очередь готов ненавидеть в ответ. Именно поэтому Дмитрий, как дикий зверь, всегда настороже. Да, дикие звери красивы и грациозны, но с ними нельзя жить рядом, не опасаясь при этом за свою безопасность.
– Зачем вы мне это говорите?
– Затем, что я никогда не дам согласия на ваш брак.
